Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

– И кому ты хочешь подарить добычу, которую могли бы взять мы? – С места встал Вышеславец, внук Хродлейва.

– До весны придется набрать сотен пять охотников – руси и славян. А нам вот-вот идти в полюдье. Из данников Олега еще не все и знают, что у них сменился князь!

– И многим это может не понравиться! – поддержал Мистина. – Вы все знаете, что сказали греки и хазары в ответ на наши новости – будто сговорились! Дескать, им не по душе, что новый князь отнял власть у прежнего силой. Думаешь, древляне, северяне, дреговичи и прочие не скажут того же самого?

– Если кто скажет, это будут его последние речи в жизни! – крикнул Вибьёрн, внук Кари Старого.

– Истину глаголешь! – Мистина с широким замахом ткнул пальцем в его сторону. – А это значит, что зимой нам придется воевать! Может быть, всю зиму! И после этого выхотите без передышки – отдохнув, только пока не сойдет лед, – воевать и все лето?

– Да мы… – нестройно заорала гридница.

Одни кричали «Хотим!», другие – «Такого нам не надо!».

– И даже если кто хочет, – голос Мистины почти перекрывал этот гул, – откуда вам знать, кто доживет до весны? И если нас к весне останется маловато, поход провалится! Поэтому мы должны набрать для хазар отдельную дружину! На двух ногах ходить сподручнее, чем на одной, да, Кари?

– Греки лукавы! – напомнил воевода Тьодгейр. – А что, если они затеяли это все, чтобы выманить нас из Киева? Что, если, как мы уйдем, они натравят на эту землю печенегов, ведь те – их союзники? И мы вернемся к остывшему пепелищу!

Все примолкли: речь воеводы показалась убедительной. На иных лицах читалось: ну и что? Но большинство нахмурились. За два-три поколения жизни на киевских горах русь привыкла к ним и обзавелась родством с полянами. У половины гридей матери, а то и бабки были славянками, дома говорили на славянском языке, многие имели два имени – тот же Асбьёрн для матери был Кудояр, а у Кари, Вибьёрна и Радорма, сыновей Трюгге, два младших брата звались Любомил и Мысливец. А главное, старые варяжские роды понимали правоту молодого князя: постоянное обладание Киевом могло дать от сбора дани и торговли не меньшие доходы, чем полное разграбление Царьграда – один раз.

– Видно, эта доска проклята! – крикнул Вибьёрн, не желая сдаваться. – Кто на нее садится, тот становится робким и осмотрительным. Сперва Олег, теперь ты…

– Что ты сказал? – С изменившимся лицом Ингвар соскочил с престола и рванулся к Вибьёрну. – Я стал робким? Да я тебе сейчас, рожа жеребячья…

– Та-абань! – с нажимом произнес знакомый голос у него за спиной, две руки легли на плечи и развернули. – Ты – князь! – почти ласково, но очень твердо сказал Мистина, сверху вниз глядя в лицо побратиму. – Тебе теперь нельзя всякую глупую морду своими руками бить. Не стоит она того. Так что обожди. – И, обойдя Ингвара, потянул с себя кафтан.

Гриди заорали, старики засмеялись. Как и сто лет назад, как при Олеге, Аскольде, Харальде Боезубе и Рагнаре Кожаные Штаны, при Хальвдане Старом и Скъельде сыне Одина, этот простой способ решить, кто прав, оставался самым действенным.

Вскоре Мистина ввалился в избу к Эльге, нагнувшись и зажимая нос ладонью, чтобы кровь не капала на сорочку. Братья Вибьёрна тем временем выпрашивали у Беляницы кусочек сырого мяса – приложить к разбитому глазу. Никто из двоих не собирался причинять сопернику настоящих повреждений, просто камень очага и ножка стола об этом не знали, а у Мистины после полученного в отрочестве перелома носа от любого удара по нему шла кровь.

Но зато никто в гриднице уже не сомневался: за Киев надо держаться крепче. Будет берег – скутары построим, а не будет берега – куда возвращаться зимовать? Князь лучше знает, ему с престола виднее. К тому же именно Ингвар вел свой род от Харальда Боезуба, а значит, Хальвдана Старого, Скъёльда и Одина. И уже поэтому в любом подобном споре он был наполовину прав изначально.

Прошли и для норманнов времена, когда они жили на лодье и обретали могилу в морских волнах…

– Снимай! – Эльга прижала платок к носу Мистины и дернула за рукав сорочки. – Еще чего не хватало – придешь домой весь в крови, Ута увидит, перепугается…

– И ребенок родится с пятном цвета крови на пол-лица… – прогундосил Мистина сквозь платок.

– Тьфу на тебя! От слова не сделается!

– Расстегни! – прижимая платок кносу, Мистина кивнул вниз, имея в виду свой пояс.

– Не на ту напал! – Эльга перехватила платок и освободила ему руки. – Сам справишься.