Ирина Верехтина - Вышивальщица

И вдруг заорал так, что Арина выронила из рук ложку: – Куда тебя одну понесло, дура бестолковая! Себя не жалко, родителей своих пожалей! Девчонка та вся изранена была, истерзана, в ней уж крови не осталось, вытекла вся. И глаза выколоты. Коптевского Невидимки почерк. Год сидел, выжидал, не высовывался. Кто ж знал, что он сюда, к нам пожалует, в такую даль… Я жене своей запретил за изгородь выходить, а тебя родители одну отпустили… Что ты рот разинула? Телефон доставай, матери звони. Она небось там с ума сходит.

При упоминании о Коптевском маньяке гостья перестала жевать, не отвечала на вопросы, а на лесничего смотрела так, словно он и был Невидимкой.

Татьяна нетерпеливым жестом остановила мужнино красноречие. От Арины с трудом удалось добиться, что родителей у неё нет.

– Но хоть кто-то из родных есть?

– Родных нет, а бабушка живёт в Осташкове. Володарского, двадцать два, квартира двенадцать, – равнодушно сообщила Арина – А телефон я дома забыла.

Юрий Иванович без слова достал мобильник:

– Звони!

Арина послушно набрала бабушкин номер и отдала телефон лесничему.

– Бабушка мне не обрадуется. Вы ей сами скажите. Что со мной всё в порядке. А может, не надо ей звонить?

– Юра, что ты к ней пристал? Не видишь, что с ней творится? Иди баню топи! – Татьяна вытолкала мужа из избы и долго о чём-то говорила с Арининой бабушкой. Арина не слушала, говорить по телефону отказалась и думала только о том, как ей придётся ехать по лесной дороге до шоссе, которого отсюда даже не слышно, а Коптевский маньяк выбрался из болота и ждёт, когда она выйдет за изгородь…

◊ ◊ ◊

В сладко пахнущем банном жару Арина с трудом разглядела полок. Здесь всё было из дерева: скамьи с подголовниками из тонких перекладин, полочки для мыльницы, бочки и кадушки с водой, обитые железными обручами, деревянные запарники для веников, деревянные вёдра с пеньковыми гибкими ручками, деревянные ковшики, небольшие кадушечки-шайки…

Арина прошлёпала босиком по гладким половицам, несмело присела на скамью. Татьяна зачерпнула ковшиком воды и вылила гостье на голову. Вода казалась волшебным эликсиром, пахнущим лесными травами и едва уловимо – липовым цветом.

– Липой цветущей пахнет, – удивилась Арина.

– Здесь всё из липы: кадушки, ушаты, ковши, подголовники… – улыбнулась хозяйка. И снова полила Арине на голову из ковшика.

Вода сотворила чудо: голову больше не стискивал невидимый обруч, Арина слизывала с губ душистые струйки и думала: сказать или не сказать? Если не говорить, полиция будет долго и безуспешно искать маньяка, а жена лесничего будет бояться выйти за порог. Если всё рассказать, её обвинят в убийстве и посадят в тюрьму. Арина решила молчать.

Из бани вышли, когда уже стемнело. Тропинка поднималась вверх, теряясь среди кустов смородины. Сколько же у них смородины! И яблонь – целый сад! Яблони далеко, перед домом, а кусты рядом, обступили тропинку со всех сторон, навалились на неё тёмной массой… Арина поёжилась. Маньяк – теперь она знала, что её преследователем оказался маньяк, Коптевский Невидимка, о котором в интернете рассказывали ужасы – утонул в болоте, Арина своими ушами слышала, как он звал на помощь, а потом перестал. Но отчего-то было страшно. А вдруг не утонул, выбрался на кочку и сидит посреди болота. Посидит, отдохнёт и пойдёт её искать. В интернете писали, от него ещё никто не убегал, жертв находили без признаков жизни. Потому и поймать его не могут: примет не знают. Может, Татьянин муж и есть Невидимка?

Тут она сообразила, что если маньяк сидит на кочке, то никак не может оказаться в лесничестве. Позади, в той стороне, откуда они шли, кто-то шумел, словно грёб руками по воде.

– Что там шумит? – спросила Арина, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Ручей. А ты думала, вода откуда в бане? Насосом качаем. И на готовку оттуда берём, и скотину поим. Вода родниковая, чистая, для здоровья полезная. И вкусная. Ты в бане пила и облизывалась, – усмехнулась Татьяна Павловна.

Арина вспомнила, как пила из ковшика сладко пахнущую липой воду и кивнула:

– Вкусная. А колодец зачем?

– Так положено. Колодец на кордоне должен быть. Ручей зимой до дна промерзает. А надо лошадь поить, и скотину, и птицу…

– А темно почему? Было же светло!

– Долго мылись.

– А идти далеко? Это у вас такой двор? Такой большой?

Гостья задавала простые короткие вопросы, вертела головой, оглядываясь. У жены лесничего отлегло от сердца: хоть говорит дельно, а то всё несла несуразное: родных нет, а бабушка есть, но звонить ей не надо. Номер сама набрала, а разговаривать отказалась, вы, говорит, ей скажите, что я здорова и не болею. Татьяна вспомнила, как уговаривала Аринину бабушку (сколько ей? лет восемьдесят, не меньше) – не волноваться, а та всё спрашивала: «Как не волноваться, если вы говорите, что с Аринкой всё хорошо, а трубку в руки не даёте? Как мне не волноваться?!»