Ханс-Улав Тюволд - Хорошие собаки до Южного полюса не добираются [litres]

– Разумеется.

– Его оружие меня с самого начала раздражало. Им были набиты ящики и шкафы, и я его до смерти боялась. Но с этим ничего было не поделать. До нашего знакомства он спал с пистолетом под подушкой. Он не знал, что мне это известно. Когда он постарел, мне уже и самой стало казаться, что оружие в доме – это неплохо. По крайней мере, лучше, чем без него. Думаю, без оружия он чувствовал себя ужасно неуверенно и спал тревожно. Впрочем, в конце концов ему уже ни оружие не помогало, ни инструменты, и он, как я и боялась, стал совершенно беспомощным. Но мне от этого хуже не стало. Наоборот, мне стало лучше. Наш брак был довольно поганый и одновременно счастливый, как у многих, но последние годы были в каком-то смысле лучшими. В последние десять лет мы проводили вместе больше времени, чем в первые тридцать. Увядать и умирать никому неохота, но я знаю – Майор тоже считал, что стареть – это неплохо. Прекращаешь бороться за выживание.

– А что произойдет, если один из нас постареет? – спросил я, но фру Торкильдсен погрузилась в собственные мысли.

Чуть погодя, когда я уже полагал, что она ничего больше не скажет, фру Торкильдсен неожиданно произнесла:

– По-моему, старость – это дерьмище!

Я бы морской переход до Антарктидыне выдержал. Это фру Торкильдсен так считает. Я бы сошел с дистанции еще на суше и до корабля «Фрам» вообще не добрался. Если же я, вопреки всему, выдержал бы путешествие, то в трехмесячной пешей экспедиции до Южного полюса меня бы ждала верная смерть. И даже выживи я по пути туда – это еще не гарантия, что меня и дальше ждала веселая и беззаботная жизнь. Ну что, я не передумал слушать дальше?

– Я хочу про собак, – попросил я.

– Шлёпик, наберись терпения. История о собаках – часть большого рассказа. Так сказать, рассказ в рассказе. Тебе еще много о чем надо узнать.

– Например?

– Например, о льде.

– Лед – это же просто засохшая вода, чего еще о нем можно узнать?

– Антарктида состоит преимущественно из воды. Ее там невероятно много, – сказала фру Торкильдсен, – почти вся питьевая вода на Земле находится там. Почти девяносто процентов.

– А это много? – спросил я.

– Много, – кивнула фру Торкильдсен.

– По сравнению с чем? – Я решил поумничать.

– По сравнению почти со всем, – ответила фру Торкильдсен, и я резко перестал быть умным.

Фру Торкильдсен задумалась. Подумав, она встала и направилась на кухню. Я последовал за ней – кто знает, может, мне перепадет чего-нибудь вкусненькое? Но она, как оказалось, лишь налила себе стакан воды. Два стакана воды. Три стакана воды. Четыре стакана воды, и еще один, и еще один, и еще один, и еще, и еще стакан, и еще один, и еще.

После фру Торкильдсен прикатила из кладовки свою чудесную тележку, которую обычно достает, только когда принимает гостей. Она аккуратно поставила на тележку стаканы с водой и медленно-медленно покатила ее в гостиную, в кои-то веки не сказав, как заправский официант: «Лучше умереть, чем бегать по сто раз!»

Все это меня ничуть не обеспокоило – напротив, я счел такую идею разумной. По крайней мере, не придется много раз бегать на кухню, когда драконова вода лишит ноги фру Торкильдсен их обычной устойчивости. Но потом я насторожился: вместо того чтобы переставить стаканы на стол, что, как показывает мой опыт, она сделала бы в обычной ситуации, фру Торкильдсен, подкатив тележку к камину, принялась заботливо расставлять стаканы на полу.

Располагала она их вот так:

Словно фокусник, фру Торкильдсен начала водить своими дрожащими руками над стаканами, одновременно растолковывая мне премудрости математики, которые, думаю, известны лишь немногим собакам.

– Все эти стаканы, – она сделала над ними круг рукой, – это сто процентов. Сто процентов – это все. Понятно тебе?

– Сто процентов – это все, – повторил я, словно оболваненный сектант, а фру Торкильдсен продолжала: – Вот это, – палец фру Торкильдсен уперся в стакан, стоящий чуть на отшибе, – питьевая вода, которая находится за пределами Южного полюса, а вот это, – она обвела рукой остальные стаканы, – питьевая вода, находящаяся в Антарктиде. Девяносто процентов. Девять из десяти.

– Это девяносто процентов?

– Это девяносто процентов.

– А один стакан – это сколько?

– Десять процентов, – сказала фру Торкильдсен, – от всей воды. Понимаешь?

– Кажется, да, – ответил я, хотя ни хрена не понял.

Впрочем, оно и неудивительно.