Владимир Токмаков - Детдом для престарелых убийц

И Мотю в очередной раз вывели сначала из кабинета, а потом за штат.

– Не помню кто сказал, что в России, кроме дураков и дорог, есть еще одна беда: дураки, указывающие, какой дорогой идти! – Мотя уверяет, что это он крикнул в лицо Вскипину. Не знаю, свидетелей его подвига нет. Как, впрочем, и большинства подвигов в этом мире.

«После разговора со Строчковским у меня упало настроение и другие части тела», – держась за сердце, жалуется Нестор Иванович своей секретарше, которая в таких случаях отпаивает его валерьянкой в коньяке.

После летучки, как обычно, мы сидим с Мотей в моем кабинете. Пьем чай, курим.

Звонок (какой-то колхозник ошибся номером):

– Сынки, отруби есть?

– Приезжай, дядя, отрубим, – затягиваясь сигареткой, мрачно шутит Строчковский и рассказывает свою очередную криминальную историю, над которой он сейчас якобы работает:

– Поступал он так. Снимал себе ебаря в ночном клубе для геев. Они шли на какую-нибудь заброшенную стройку. Спускал штаны, как полагается, загибался, раздвигал ягодицы, а тот с радостью вонзал в его дупло свой дротик. А в самый момент оргазма, когда молодой жеребец должен был вот-вот кончить, этот маньяк – раз! – вжик! – опасной бритвой ловко отрезал его эрегированный дырокол, который, естественно, оставался у него в жопе. Активный воет от боли, валится на землю, вместо болта – фонтан крови. Пассивный быстренько вытряхивает на умирающего свою сперму, придерживая пальчиками отрезанный хуй в своей дырке. Затем добивает парнишку: той же бритвой перерезает ему горло и уходит. Натягивает штаны, садится с болтом в заднице на свою иномарку и спокойно едет домой. Когда его задержали менты, на допросе он уверял, что это все давало ему потрясающее ощущение заполненности, цельности и полноты жизни.

– Будешь писать?

– А? Не знаю, наверное нет. Боюсь, что я не смогу правильно расставить акценты, мне все больше начинает казаться, что в чем-то этот пидор был прав.

– Ну ты даешь, Мотя! Что за рифма – «кровь-любовь»? Кровь в сочетании с сексом – это невыносимо. Это вызывает отвращение. Здесь мне маркиз де Сад совершенно непонятен.

– Все существа рождены одинокими и не нуждаются друг в друге. Это, между прочим, тоже маркиз де Сад, – заканчивает разговор Строчковский.

Вечером мы с Сэмом пошли на открытие юбилейной выставки. В центральном выставочном зале Волопуйска отмечали 75-летие творческой деятельности ветерана холодной войны, заслуженного художника НКВД Харитона Хуинова. Была халявная выпивка (за счет чекистов: видимо, у кого-то конфисковали), бутерброды с икрой, фрукты и коробки шоколадных конфет «Ассорти» – «сладкая» память о жертвах ЧК-НКВД-ГПУ-КГБ-ФСБ КПСС.

Оттуда мы незаметно сбежали на полуподпольную квартирную презентацию книги мемуаров местного диссидента К. Енешина «Красные, белые, коричневые, голубые». Был ячменный кофе и домашние соленые сухарики из черного хлеба «по-колымски». Скорбно потупив очи, мы с Сэмом прослушали лекцию о том, как диссиденты во главе с академиком А. Д. Сахаровым спасли Россию от красно-коричневой чумы. Затем сидели на маленькой кухне квартиры-хрущевки, в которой 20 лет одиноко жил и боролся с системой Енешин, и пели под гитару песни А. Галича, В. Высоцкого, Б. Окуджавы.

– Мы добились не свободы, а одиночества, так же как булгаковский Мастер получил не свет, но покой, – вещал Енешин. – Есть геройство в понимании Эдуарда Лимонова, или, например, как его понимал Юкио Мисима, а есть геройство Александра Матросова, легшего на фашистскую амбразуру.

Я слушал Енешина и понимал, что если вот эти люди скинули коммунистов (освободив место для новых русских хамов), то это ведь полный пиздец, а? Вот что теперь до конца дней будет мучить мое невезучее поколение 85-го года: а не лоханулась ли тогда вся страна в выборе нашего будущего? Горби, Беня Эльцын – хер с ними, но вдруг все это произошло потому, что мир завидовал нам, нашему пути, нашему какому-никакому социализму? И хули? Что если кучка вот таких Енешиных при поддержке толпы деклассов, таких же, какие уже были в 1917-м, свалили великую империю? А может, до коммунизма (хотя бы и китайского) нас отделяло всего-то пятьдесят лет? Что это в масштабах вселенной? А Россия опять проебала свой (и наш с вами) шанс.

После диссидентской кухни Енешина, выбираясь поздно вечером с его окраины по незнакомым пятиэтажным кварталам, угодили ненароком в жуткие трущобы. Я было запаниковал, но Семен заставил меня взять себя в руки, сказав, что наш с ним круг слишком тесен и поэтому мы страшно далеки от народа.