Альфонсас Беляускас - Тогда, в дождь

— Мне послышалось, как будто… — проговорила она, глядя не столько на растерянного, все еще оглушенного Ауримаса, сколько на открытое окно, за которым только что скрылся Мике, и на кисейную занавеску, которую в окоеме трепал ветер. — Мне, Ауримас, послышалось, будто здесь… в кабинете… кто-то меня…

— Тебе правда послышалось, Маргарита, — Ауримас тоже бросил взгляд на окно и обомлел; там, на подоконнике, ветер подкидывал одинокий лист бумаги; ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ МОЛОДЫМ — было написано там крупным почерком профессора — и таким толстым пером, что читать можно было издалека; ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ МОЛОДЫМ с красной правкой «Литуаники» Грикштаса; где же остальные листы? А вот и они — на полу, у ног, рядом с упавшей со стола лампой…

Глуоснис наклонился и подобрал листки.

— Ты никого не видела, Маргарита, — он тронул ее за руку; девушка вздрогнула. — Тут никого не было. Совсем.

— А ветер… Как хлопнуло окно, — она быстро заморгала. — До смерти напугалась… Чуть было не побежала к тебе.

— Ко мне?

— Такой страшный ветер… — она медленно провела ладонями по груди; пальцы скользнули по упругим, темнеющим под легкой тканью сорочки бугоркам. — Когда так хлопают окнами… спать девушке… Да что с тобой, Аурис? У тебя такое лицо…

— Ветер гуляет по окнам, Маргарита, — он отвернулся, шагнул к стене и выключил электричество. — Ступай ложись. Окна я закрою…

Но она продолжала стоять, точно белая, размытая тень; это его озадачило.

— Да пойди, пойди, Маргарита, — он легонько подтолкнул ее, норовя пройти сам; повеяло близостью женщины; недавним сном. — Видишь ведь — все в порядке.

— В порядке? Но ты меня звал?..

— Тебя?

— Да… Или мне только послышалось, Аурис?..

— Верно, Маргарита… послышалось…

— Во сне, — созналась она. — Ты мне, Аурис, часто снишься… и почти всегда под утро…

— Ах, да спи ты, спи, Маргарита, — облегченно вздохнул Ауримас; не видела! Она ничего не видела, не заметила, Маргарита Вимбутайте, — ведь она ничего об этом не говорит; не видела, как Мике выскочил через окно, — прикидывается, что не видела… ведь если бы она заметила… если бы проболталась, что видела… если бы хоть единым словом… или намеком… тогда… — Ты ангел, Маргарита! — воскликнул он. — Особенно в таком наряде… — Подхватив ее за талию, несмотря на колющую боль в пояснице, он довольно браво подкинул ее вверх; вскинулись волосы и легкая ткань сорочки. — Но если, бедовая девчонка, ты что-то видела… то есть во сне, конечно… тогда, касаточка…

— Только тебя, — сонно пролепетала она и обвила руками его шею; Ауримас прямо-таки посадил ее на пол. — Ауримас, только тебя одного… Ты учти: госпожа Мета не единственная дама в нашем городе… и не одна она может и умеет любить… и не только она имеет право… не только Мета и Соната… эта расфуфыренная красотка с танцплощадки… Хотя знай, Даубарас…

— Ах, да подите вы все к черту! — воскликнул он. — Все до одного и все до одной! — повернулся и, кое-как миновав забитый книгами коридор, закрылся у себя в комнате.

Ветер утихал. Светало. Ауримас поймал себя на том, что стоит посреди комнаты в рубахе и трусах — такой, каким его вышибло из сновидения… Он взял полотенце, смочил его водой из графина, несколько минут постоял, прижимая его к левому глазу, потом оделся и неторопливо начал собирать вещи.

Пригородный на Крантялис отправлялся через полчаса, но у платформы уже попыхивал вильнюсский. Я поставил чемодан и присел на скамью. Я был пуст, как опорожненное ведро. Сух, как старая бочка. И торопиться вроде было некуда, а свежий воздух для моей разгоряченной и многострадальной головы…

— Стало быть, в Вильнюс?

— В Вильнюс, — ответил я с опаской; передо мной стояла Соната. — В Вильнюс, да-да.

— Вот как, — ответила она и поставила на скамью небольшой спортивный чемоданчик; лицо у нее было бледное и тревожное. — Вот как, значит… Я тебя искала…

«Опять?» — хотелось спросить, но я воздержался: меня насторожила ее бледность.

Сейчас начнет лезть в душу, подумал я, стараясь прикинуть, сколько же времени я не видел ее; к своему удивлению, я был вынужден признаться, что около двух недель… Две недели! А мне-то казалось, что никак не меньше полугода.

— А что случилось? — спросил я, не ожидая ее расспросов; как никогда не хотелось пускаться в объяснения.

— Да ничего особенного, — сказала она и грустновато улыбнулась. — Вчера арестовали моих.

— Твоих? Обоих?

— Да. Вчера вечером. Говорят, повезут в Вильнюс.