Моник Швиттер - Двенадцать раз про любовь

Я стояла у двери в комнату Петра.

Я спросила: «Ты идешь?»

И Андреас ответил: «Да».

Утром Андреас дергался, все суетился и в то же время словно бы отсутствовал. «Я должен позвонить ему», – сказал он, когда я спросила, будет ли он завтракать. Он набрал номер Йозефа в Канаде и разбудил братьев. Со сна они плохо соображали, Йозеф передал трубку Петру, а Петр все время спрашивал: «Что случилось? Случилось что-то? Ночь на дворе». Андреас кричал: «Угадай, где я? Конечно, она тоже здесь. Ну, ты же ее знаешь, особо радушной ее не назовешь, но, по крайней мере, не оставила зятя под дождем. Знаешь, твоя кровать – это просто ужас, такая мягкая, я глаз не сом…» – Петр положил трубку. Андреас был бледен. Он посмотрел на меня: «Теперь он знает».

Но Петр ничего не знал.

Письмо я обнаружила много позже. Оно лежало в Библии. Отличный тайник. Почему я взяла с полки Библию и открыла ее, уже не помню, но письмо выпало оттуда сразу, и даже не взглянув на дату, я поняла – по французскому адресу, что это то самое письмо, которое я напрасно искала в комнате Петра, в ту ночь, когда Андреаса укусила крыса. Письмо от какой-то Мириам, но содержание настолько безобидное, что непонятно, зачем его прятать в таком странном месте. Контраст между невинным содержанием и искусным тайником вызывал подозрение. «Я так и знала», – сказала я, но я ничего не знала.

Забиваю имя Мириам в Гугл. Мириам – миллионы. Ее фамилия мне неизвестна – поэтому я прекращаю поиски. Пес пристает ко мне. Моя собака. Она скулит и переступает с лапы на лапу. Ей нужно на улицу. Она долго лежала смирно под столом и дала мне поработать. Кто бы мог подумать, кто бы мог тогда подумать, что у меня будет такая же собака, ну, наполовину такая же, это только помесь с бордер-колли. Но она все равно любит овец, хотя и не так хорошо выучена, как псы на ферме, и, насколько мне известно, не понимает по-английски.

Сперва зима начинаться не хотела, а теперь все не кончается. На дворе середина февраля, а снег все идет, и идет, и идет.

Муж выгулял собаку и отвел детей в садик. На санках. «Ты не поверишь: не тротуары, а сплошная лыжня», – говорит он, вернувшись. Теперь он может еще немного поспать, смена у него только после обеда.

Собака отряхивается.

Муж целует меня долгим поцелуем, очень сладким. Я только-только успеваю ощутить этот вкус, как муж отрывается от меня, смотрит на дисплей сотового и скрывается в своей комнате: «Секундочку, мне нужно на секундочку…»

Через минуту возвращается.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Все в порядке.

– Что-то важное?

– Не волнуйся, все в порядке.

– Я не волнуюсь!

– Нет, волнуешься, и совершенно напрасно. Хватит уже все время ждать несчастий, тебе это не идет, – говорит он и снова целует меня, и этот короткий поцелуй тоже очень сладкий, хотя настроения у меня уже никакого. – Я прилягу, – говорит он. Щелкает замок двери.

Я сажусь к письменному столу, создаю новый документ и смотрю на пустой экран. Что теперь? В начале был Петр, с него все началось, он привел меня к Андреасу. Здесь можно бы и закончить. Я дописываю фразу, и тут у меня за спиной вырастает огромная тень, приближается, увеличивается, затемняет мне экран. Петр? Я оборачиваюсь. Муж. «С кем ты разговариваешь?» – спрашивает он. «Я думала, ты собирался прилечь», – отвечаю я. «Чем ты занимаешься?» – спрашивает он. «Работаю», – отвечаю я, но он смотрит недоверчиво, и я добавляю: «Я пишу».

– Кому ты пишешь? – спрашивает он.

– Что значит – кому? Я пишу книгу, ты что, забыл? Вот, третья глава, идет плохо. В таком темпе я и через десять лет не закончу.

Муж собрался уходить. «Не волнуйся, все в порядке», – говорю я. «Это моя фраза», – отвечает он. Мы улыбаемся друг другу, потом он качает головой и уходит.

Нет, история не может закончиться здесь. Я смотрю в окно, как падает снег. Десять утра, а все еще темно. Как будто уже вечереет. Петр. Что он видел в последние мгновения жизни? То же, что и я сейчас? Сумерки, густой снегопад. Он ушел тихомолком, не попрощавшись. И вот теперь он снова здесь, мне его не хватает, он кладет свою тяжелую теплую ладонь мне на шею, обхватывает ее, нежно сжимает, потом все сильней, толкает меня вперед. Петр, потом Андреас: если отнестись к именам серьезно, то это – начало ряда из двенадцати человек. Двенадцать имен – двенадцать мужчин. Один за другим.

Сколько раз за жизнь мы любим? Интересно, если посчитать, у меня получится двенадцать? Скорее всего, нет. Хотя – результат зависит от того, что рассказывать. Одно я знаю точно: не важно, как я буду считать, что рассказывать, – мой муж должен быть последним. Никаких мужчин после мужа точка – пишу я на бумажке, но не пришпиливаю ее к стене, как обычно, а кладу под клавиатуру.