Уильям Голдинг - Ритуалы плавания

Саммерс протестующе воздел руки.

— Нет, нет… только не это, избавьте нас, умоляю! В конце концов, какое это теперь имеет значение?

— Какое значение, сэр, когда слова благородной леди… Ну нет, так это спускать нельзя, сэр. Вот что говорил один матрос другому, пока они бок о бок спускались вниз: «Билли Роджерс как вернулся с допроса у капитана, так чуть со смеху не лопнул, надрывался, прямо как трюмная помпа. До того его разобрало, что в гальюн побежал, а я и пристроился рядышком. Так Билли, слышь, и говорит мне, чего-чего, говорит, я, парень, на своем веку не перепробовал, но чтоб поп у меня отжевал, такого мне и во сне не снилось!»

Торжествующее, хоть и гневное выражение лица, с каким мистер Преттимен произнес сей монолог, его растрепанные волосы, мгновенная перемена в голосе, когда безупречные модуляции образованного джентльмена сменились вдруг искуснейшей имитацией грубой матросской речи, — все это вызвало у присутствующих бурный восторг. Тут наш философ вконец растерялся и только с безумным взглядом озирался вокруг. Ну можно ли вообразить что-нибудь более несуразное? Полагаю, это невольное развлечение и наметило перемену в общем настроении. Безо всяких видимых на то причин в нас вдруг заметно укрепилась решимость непременно поставить спектакль! Возможно, не обошлось тут без яркого комического дарования, какое явил нам мистер Преттимен, — о, вне всякого сомнения, это будет наш главный комик! Словом, то, что при других обстоятельствах грозило перейти в темпераментный обмен репликами между критиком общественных нравов и Вашим покорным слугой, завершилось куда как более приятным обсуждением, какую пьесу мы будем играть, и кому поручить постановку, и кому отвечать за то или за это!

Некоторое время спустя я вышел на воздух совершить свой обычный моцион по шкафуту и вдруг — ба! что я вижу: впереди, на баке, «мисс Зенобия» самозабвенно воркует с Билли Роджерсом! Теперь понятно, кто ее Доблесный Моряк , который не мог ишшо ждать . Под чьим же чутким и сочувственным руководством состряпал он свою безграмотную, но весьма «галантерейную» цидулку? Ну, попробуй он только сунуться на корму в ее каюту — не я буду, если подлеца линьками не отходят!

Мистер Преттимен и мисс Грэнхем тоже прогуливались по шкафуту, по противоположной стороне палубы, очень живо обсуждая какой-то предмет. Мисс Грэнхем между прочим сказала (я без труда расслышал ее слова и думаю, это входило в ее намерения), что, как ему известно , им следует в первую голову поддержать те ветви местного государственного управления, которые, сколько можно надеяться, еще не развращены мздоимством. Мистер Преттимен трусцой поспевал за ней — ростом он ниже ее, — энергическими кивками отмечая четкую работу ее сурового, но недюжинного ума. Их влияние друг на друга будет, по-видимому, обоюдным — их взаимная привязанность не вызывает у меня сомнений, насколько это понятие применимо к таким выходящим вон из общего ряда человеческим экземплярам. Но нет, мисс Грэнхем, меня вы не проведете, не за ним я стану приглядывать — я стану приглядывать за вами! Я увидел, как они перешли белую черту, разделяющую общественные сословия на корабле, и остановились тут же у всех на виду для беседы с Истом и той запомнившейся мне бедняжкой с изможденным лицом, его женой. Закончив разговор, оба вернулись назад и подошли прямо к тому месту, где я стоял в тени тента, который мы натянули по правому борту. К немалому моему изумлению, мисс Грэнхем пояснила мне, что они ходили выяснить кое-что у мистера Иста ! Он, если не ошибаюсь, из мастеровых, кажется, что-то вроде наборщика. Однако я не подал виду, что мое любопытство подогрето, и тотчас вернул разговор к злободневной теме: какую пьесу мы покажем простому люду. Мистер Преттимен проявил к сему предмету такое же полное безразличие, какое он проявляет ко всем вообще сторонам повседневной жизни, той самой жизни, во благо которой он якобы и занимается своей философией! От Шекспира он просто отмахнулся на том основании, что этот писатель не уделял достаточно места разоблачению язв на теле общества! Я задал ему резонный вопрос, какие же иные язвы, если не общественные, вскрывает писатель, ибо так или иначе он повествует всегда о людях, а кто, как не люди, составляют любое общество, — только чтобы тут же убедиться, что он попросту меня не понимает, вернее, что какая-то непроницаемая завеса надежно отделяет его бесспорно могучий разум от обычного здравомыслия. Он пустился было в пространные разглагольствования, но мисс Грэнхем тут же умело прикрыла этот фонтан красноречия и объявила, что пьеса «Фауст» немецкого сочинителя Гёте была бы как нельзя более уместна…