— Ну-у-у, — протянула она, — нагляделись небось. Что скажете?
Астор — так звали старика — поднялся.
— Мы смотрели, — проговорил он с таким видом, словно сообщал ей какую-то новость. — Они кто же будут?
— Из-за океана приехали, — махнув рукой, отвечала миссис Шортли. — Называются Перемещенные Лица.
— Перемещенные Лица… — повторил негр. — Ишь ты. А что же это значит?
— Это значит, что они не там, откуда родом, и что им вообще негде быть. Ну, например, если бы тебя отсюда прогнали и больше никуда не захотели бы взять.
— Однако они вроде тут, — задумчиво сказал старик. — А раз они тут, значит, они уже где-то есть.
— Точно, — подтвердил второй негр. — Они тут.
Миссис Шортли всегда раздражала неспособность негров логически мыслить.
— Они не там, где им место, — сказала она. — Им место за океаном, где все так, как они привыкли. Здесь все не такое отсталое, как там у них. Ну а вы лучше глядите в оба, — добавила она, качая головой. — Таких, как они, теперь мильон трильонов, а я-то помню, что миссис Макинтайр говорила.
— А что она говорила? — спросил молодой негр.
— Работу нынче найти нелегко — будь ты хоть белый, хоть черный, но я-то хорошо слышала, что она сказала, — нараспев произнесла она.
— Да уж вы-то как есть все услышите, — заметил старик. Он подался вперед, словно уже пошел, но остановился на ходу.
— Я слышала, как она сказала: «Надеюсь, это внушит страх божий нашим черномазым бездельникам!» — звонким голосом проговорила миссис Шортли.
Старик зашагал прочь.
— Она уж много раз это самое говорила, — буркнул он. — Ха-ха-ха. Говорила, точно говорила.
— Ступай в коровник да помоги мистеру Шортли, — сказала миссис Шортли молодому негру. — И за что только она тебе деньги платит.
— Так ведь он же меня сам сюда послал. Он мне совсем другое дело делать велел, — отвечал тот.
— Вот бы ты за него и принимался, — сказала миссис Шортли.
Она дождалась, пока негр ушел, а потом постояла еще немного, погрузившись в раздумье и глядя невидящим взором на висящий перед нею хвост павлина, который тем временем успел взлететь на дерево. На хвосте нестерпимым блеском искрились бесчисленные планеты, и с каждой смотрел обведенный зеленым ободком глаз на фоне яркого солнца, переливающегося всеми оттенками, от золотисто-зеленого до розовато-оранжевого. Однако миссис Шортли не замечала этой развернутой перед нею карты вселенной, как не замечала синевы неба, проглядывавшего сквозь матово-зеленую листву. Перед ее внутренним взором возникло другое виденье: она представила себе, как миллионы перемещенных лиц пробиваются сюда, на новые места, а она, исполинский ангел с крыльями шириною в дом, говорит неграм, что им пора искать себе новое пристанище. И, продолжая раздумывать на эту тему, она повернула к коровнику с выражением надменного самодовольства на лице.
Она подходила к коровнику сбоку, чтобы заглянуть в него прежде, чем ее заметят. Мистер Чанси Шортли, сидя на корточках у двери, прилаживал доильный аппарат к вымени большой черно-белой коровы. С середине его нижней губы свисал окурок длиною с полдюйма. Миссис Шортли с полсекунды пристально его рассматривала.
— Если она увидит или узнает, что ты куришь в коровнике, она от злости лопнет, — заметила она.
Мистер Шортли поднял изборожденное глубокими морщинами лицо с провалами на щеках и с длинными складками, спускавшимися по обе стороны истресканных губ.
— Ты, что ли, ей донесешь? — поинтересовался он.
— У нее и свой нос есть, — отвечала миссис Шортли.
Мистер Шортли кончиком языка небрежно слизнул с губы окурок, втянул его в рот, плотно сжал губы, вышел из коровника, долгим одобрительным взглядом окинул свою супругу и выплюнул тлеющий окурок в траву.
— Ох, Чанси, — хихикнула она и, выкопав носком башмака небольшую ямку, втоптала окурок в землю.
Дело в том, что этим способом мистер Шортли выражал свои чувства. Когда он за ней ухаживал, он не тренькал на гитаре, не дарил ей ничего на память, а просто, не говоря ни слова, садился на ступеньку, точно паралитик, которого пристроили на крыльцо побаловаться сигаретой. Выкурив сигарету до нужного размера, он обращал глаза на будущую миссис Шортли, открывал рот, втягивал сигарету и, глядя на нее самым что ни на есть влюбленным взглядом, продолжал сидеть, делая вид, что проглотил окурок. Это приводило ее в неистовый восторг, и всякий раз, как он проделывал эту штуку, ей хотелось нахлобучить ему на глаза шляпу и задушить его в объятиях.
Читать дальше