Маргарита Зверева - Одуванчики в инее

– Не звучанием, а видом! – важно поднял Василек измазанный зеленым фломастером указательный палец в воздух. – И те и другие бывают красные и желтые, но все с черными пятнами. Вот почему так? Что это значит?

Василек был прав. Я восхищенно свистнул. Голова моя слегка пошла кругом. Именно такие мелочи могли пошатнуть мое мировоззрение одним махом прозрачного крылышка божьей коровки, похожей на арбуз.

– И правда странно… – задумчиво проговорил я. – Наверное, это какая-то шутка творца всего. И арбузов, и божьих коровок. Пошутить захотелось. А никто толком и внимания не обращает. Ты прав, Василек! Кто бы мог подумать, что и арбузы, и божьи коровки из одного месива вылеплены? И нáсморки, и насмáрки…

Вдруг из все еще открытой двери Татьяны Овечкиной ступила она сама собственной персоной – видно, отлипнув от Пушкина, – и посмотрела на нас слезящимися от умиления глазами навыкате. Одежда ее была подобрана под стать ее имени. От длинной в пол юбки до водолазки и жемчужного ожерелья все было выдержано в разных тонах бежевого. И только волосы выделялись невзрачной коричневизной. Прозрачные ручки она сложила на плоской груди.

– Какие вы молодцы, мальчики! – пролился ее высокий голос лавандовым маслом на наши уши. – Обсуждаете не мимолетное, а прекрасное! Вот бы сочинение на эту тему написать!

– Кому, нам? – испугался я.

Татьяна Овечкина засмеялась и покачала изящной головкой.

– Да нет, ученикам моим. Я же учительница по литературе. И вы меня натолкнули на прекрасную тему для сочинения! Только вот боюсь, что моим непоседам фантазии не хватит.

– Если вдруг напишете, скажите мне, пожалуйста, у кого какие идеи были, – деловито сказал загордившийся своей значимостью Василек. – Я тут под вами справа живу.

Так Василек стал любимцем Татьяны Овечкиной, о чем она поторопилась поведать вечером у нас на кухне тете Свете. Тетя Света сразу взбаламутила свои пышные формы и украдкой обвела взглядом остальных присутствующих. Все ли расслышали похвалы литературного учителя ее сопливому сыну-дошкольнику. Расслышали все и сразу подсыпали соли в сладкое упоение подруги.

– На следующем Новом годе обязательно что-нибудь на табуретке прочтет, – зевнула тетя Оля, мама братьев Теслы. – Мои как раз новую мультимедийную иллюминацию для елки испытывают.

– Это как? – не поняла тетя Света про мультимедийную иллюминацию.

Стройная, прямая и статная, как фонарь на Елисейских Полях, тетя Оля закатила глаза и отмахнулась.

– Да-а, как бы фантазия не помешала развитию более важных навыков, – скорбно протянула тетя Юля, помешивая отвар из чернослива. Бес канализации все мутил воды.

– А как она может помешать? – удивилась Татьяна Овечкина.

– Вытеснит все логически-прагматические навыки – и всё, – пояснила тетя Юля, и тетя Света занервничала. – Или вообще не даст им развиться.

Татьяна Овечкина пожала узкими, вечно приподнятыми плечами и отхлебнула своего чаю. Последовало долгое кропотливое выпытывание ее предыстории и выклянчивание пикантных подробностей. Татьяне Овечкиной было явно не по себе. Она краснела, односложно отвечала и пыталась свести разговор на работу и своих, как она их называла, детей. Это, разумеется, никого не интересовало.

Информацию о Ляльке Кукаразовой или просто какую-нибудь язвительную реплику тоже было не заполучить. Татьяна Овечкина отзывалась о своей соседке, как о «видной, красивой, милой даме», что ни в какие ворота не лезло.

Когда за ней захлопнулась, звякнув колокольчиком, наша дверь, на кухне прорвало еле державшуюся до этого момента дамбу, и полы залило насмешками и фырканьем. Где она только одевается, что с ее лицом и волосами, что за скукота, что за чушь литературная, да и вообще старая дева, что тут еще скажешь… Я удалился в свою комнату.

«Джека все нет и нет, но настроение у меня, тем не менее, хорошее», – строчил я при скудном свете глобуса. Выводимые чернилами буквы было еле видно, но мне так нравилось. «Мне кажется, что мы на верном пути и что разгадка ждет нас где-то там. Надо только докопаться до сути. Как ты. Ты тоже копаешь. Или что ты там делаешь? Я так хотел бы знать хоть самую малость о том, чем ты так упорно занят». Так занят, что не мог объявиться хоть один-единственный раз за все эти годы. Но этого я не написал. «Бабинец собирается у нас все чаще, а мама все грустнеет. Мне хочется сделать ей что-то приятное, какой-нибудь сюрприз. Но я не знаю что. Она хочет в Турцию или в Египет. Но, во-первых, туда не хочу я, а во-вторых, мне ее туда никак не отправить. Даже если работать весь год у сестер-великанш и искать потерянные машины. Хотя…»