Жизнь потекла ровно, жизнь потекла как надо. Женечкин бумажник, напитанный наличностью и кредитками, сделался потертый и толстый, весом с хорошую крысу. Бумажник Женечка держал пристегнутым на позолоченной цепочке. Черный партнер Вася, вдруг по-семейному сошедшийся с грудастой сливочной хохлушкой и родивший с нею сразу двух младенцев мужского пола, похожих на шоколадные эклеры, оказался ограниченно надежен, но тем не менее работал. Женечка регулярно, через двух уполномоченных проводниц, крашенную как матрешка Анюту и солидную, с медленными глазами, Анну Петровну, получал из Сочи на Казанском плотненькие посылки и через условленное время кидал на разные счета условленные суммы. Сам Казанский вокзал, с его толчеей, багажом, густым движением денег в карманах, чемоданах, пропотевших атласных бюстгальтерах, тоже был интересным местом для бизнеса. Женечка даже полюбил это сооружение, круглые сутки выпускающее и снова тянущее в себя жаркие железные составы, чем-то похожее на гигантский ткацкий станок.
Настало время приобретать личный автомобиль, и Женечка кое-как, грубо дергая во враждебном траффике скрипучие учебные «жигули», сдал на права. Негодяйчика неотразимо привлекал огромный черный “Infiniti” , похожий на башку тиранозавра, с натуральным кожаным салоном точно того же лилового, сливового цвета, что и любимый Женечкин плащ. Но в одно приятное утро, как раз обдумывая будущее приобретение, Женечка вдруг увидал на парковке знакомую пропыленную «Волгу» с треснутой фарой. Первой Женечкиной мыслью было, что Сергей Аркадьевич вдруг приехал со своих югов его навестить. В следующую минуту негодяйчик заметил на заднем стекле намалеванное чем-то белым слово «Продам», а под ним похожий на неприятное математическое уравнение номер телефона. Номер был чужой, но Женечка, с трепыханием в груди, тут же его набрал. Ответил ему, конечно, не старый катала, а какой-то писклявый мужичонка, тут же выкатившийся из ближайшего подъезда, нервно нюхая свои аккуратные, бантиком, усики и тряся животом. Чтобы купить надсадно заводившуюся развалюху, хватило того, что было у Женечки в бумажнике. Тут же поехали в ГАИ и все оформили. После телефонный номер писклявого никак не стирался, и Женечка, плюнув, просто заменил заднее стекло.
Странно было то, что к своему безногому Женечка не питал и тени того сердечного тепла, что испытывал к Сергею Аркадьевичу – к слову, ни разу не побывавшему в суетной, вредной для здоровья, мелкими людскими помыслами пропитанной Москве. Калека, если скалькулировать, вложил в подрастающего Женечку куда как больше усилий и денег – это не считая собственно размолотых ног. Однако же старый катала, оснащенный волшебными очками, увидел насквозь Женечкины достоинства и помог устроить жизнь так, как Женечка того хотел. А злобный калека, напротив, вел себя, будто ему подменили спасенного ребенка. За свою великую жертву он, вероятно, желал, чтобы Женечка вырос по меньшей мере космонавтом. А может, калека думал, что Женечка вместо него займется спортом, этими дурацкими прыжками в длинную песочницу, и, так сказать, по доверенности поставит все те мировые рекорды, которые, по скромному Женечкиному мнению, существовали лишь сослагательно, если существовали вообще. Настоящего Женечку дядя Олег не видел в упор. На Женечкином месте перед ним всегда стояло порождение его нездорового ума, этакий монстрик, не оправдавший надежд. Сам бы стал хоть кем-нибудь, хоть барыгой, хоть блогером, так нет.
Между тем Женечке чем дальше, тем больше нравилось делать добро. Разные шмотки, закупленные выгодным оптом и не распроданные его реализаторами на рынках, он охотно и лично отвозил на благотворительные раздачи, где его встречали блеклыми улыбками некрасивые девушки-приемщицы, одетые в то, что Женечка притаскивал в прошлые разы. Заезжая на Казанский, Женечка всегда общался с тамошними шебутными, похожими одежкой на спившихся клоунов бомжами, щедро оделял этот немытый цирк водкой и закуской; когда же хлипкий, велеречивый, всегда поперед всех вылезавший мужичонка угостился и помер, Женечка не скупясь дал денег на похороны. Теперь, как настоящий взрослый человек, Женечка стал помогать беглому папаше, обитающему, предположительно, где-то в Рязанской области, на ферме одной дальней родственницы, громадной пресной тетки с руками-булками, с которой родитель вроде как сошелся в любви. Папаша в жизни ничего не сделал для Женечки хорошего, но Женечка простил родителю и порыжелый, весь в заусенцах, ремень, медленно вытягиваемый из перекошенных брюк, и жгучие рубцы, оставленные этим ремнем, когда родитель нашел в портфеле у Женечки мокренькие, похожие на спутанных червяков лапы голубей, и обещанный ко многим праздникам, так и не купленный микроскоп, и липкую манную кашу, которую папаша заставлял доедать при помощи косых обидных подзатыльников.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу