Йоханнес Зиммель - Человек, который рисовал миндальные деревца

— Нет, мосье, всего двадцать. Два последних года он уже не работал. А все эти многочисленные дамы, которых он осчастливил! Он был такой старательный, такой добросовестный…

— А дамы, все были сплошь иностранки?

— Ну да. Американки, англичанки, дамы из Дании, Швеции, Японии, Канады, Австралии… Мосье Аласян очень многим обязан моему мужу… Самые крупные продажи… И подумать только… — она оборвала на полуслове.

— Что подумать?

Она покачала головой.

— Все в свое время, мосье Руайан, все в свое… Мы хорошо жили, мой муж и я. Да и почта приносила нам в дом немало денег.

— Вы хотите сказать, что ваш муж переписывался со всеми этими женщинами, что все они оказывали ему финансовую поддержку?

Мадам Мондрагон утвердительно кивнула.

— За вычетом двух или трех, все. Вы бы видели, какие чеки приходили в этот дом, из каких стран, из каких банков!.. Лазурный берег — это ведь, знаете ли, международный курорт, клиентура у мосье Аласяна — тоже…

— Как мне довелось слышать от миссис Коллинз, это были сердечнейшие письма, трогательные до слез, самые прекрасные любовные письма в мире.

— Мне очень приятно слышать ваш комплимент.

— Почему это вам приятно?

— Господи! — Она вскинула руку. — Ведь писала все эти письма я!

Я перевел дух.

— Вы лично писали все эти письма?

— Самые прекрасные любовные письма в мире, не так ли?

— Значит это были вы?

— Конечно я! — Она засмеялась. — Я ж вам говорила, что Пьер, к сожалению, был чудовищно глуп. Ему бы в жизни такое не написать! Нет-нет, этим приходилось заниматься мне. Подарить каждой даме по открытке с миндальным деревцем и строками Эдгара По — на это у него еще худо-бедно хватало разумения, у моего возлюбленного Пьера. А вы знаете, — добавила она, — что я могу превосходно подделывать его почерк?

— Простите, а на каком языке вы писали? При таком разнообразии национальностей?

— Всегда только по-английски. Все эти дамы знали английский. Время от времени я прикладывала к письму очередное деревце, некоторым — раз в год, некоторым — два. Я всегда призывала Пьера создать хороший запас. — Она поглядела в сторону шкафа.

— Даже в клинике, когда ему стало уже совсем плохо, он все рисовал и рисовал свои миндальные деревца… до тех пор, пока мог держать в руках кисточку. А носовой платок у вас есть? — вдруг спросила она.

Я дал ей платок. Она громоподобно в него высморкалась, после чего им же вытерла глаза.

— Пьер умер всего два года назад… Это совсем недавно, мосье, совсем недавно. Я до сих пор всякий раз плачу, когда вспомню его. Вы меня извините.

— Ради бога, — откликнулся я, — это же вполне понятно.

— Правда, милые стихи? — робко спросила она.

— Мы имеете в виду: «Ни ангелы в небесах, ни демоны…»

— Ну да, это Эдгар Аллан По. Когда я впервые прочла их много лет назад, я была еще почти ребенком, и мне они так понравились, что я избрала эти строки, еще прежде, чем началась вся история с миндальными деревцами.

— Итак, стихотворение тоже предложили вы?

— Я ж вам говорила.

— И на этих бесчисленных открытках стояла одна и та же строфа?

— Ну разумеется, мосье Руайан, — не могла же я подыскивать новое для каждой дамы.

— Да, вы правы, — сказал я и поглядел на ту открытку, которую получила миссис Коллинз и которая стала теперь моей собственностью.

— Правда, прелестное деревце?

— Да, прелестное, — ответил я, — а многие ли из дам снова приезжали на Лазурный берег?

— Очень многие.

— Ну и?

— Что «и»? — она пожала плечами. — Пьер снова делал их всех счастливыми. А мужья снова покупали украшения у мосье Аласяна в Ницце. Но вот уже три года ни одна не приезжала. А предприятие с миндальными деревцами функционирует по-прежнему.

— Вы хотите сказать, что и после смерти вашего мужа регулярно пишете этим дамам?

— Жить-то надо, вы не находите?

— А если сюда вдруг приедет какая-нибудь дама, как приехал я?

— Ну, тогда я скажу ей всю правду — как сказала вам. Что я была его женой. — Голос ее стал громче. — Я с гордостью скажу это любой из его дам. Правда, интересная история? Писатели ведь ищут такие истории? Вот она. Я дарю ее вам.

И я подумал, что минувшей ночью точно так же подарила мне свою историю миссис Коллинз.

— Вы запишите ее, мосье Руайан, вы непременно ее запишите!

Вот и миссис Коллинз меня о том просила, подумал я.

— Вы запишете ее? Если я убедительно вас попрошу?

— А зачем вам это так уж понадобилось, мадам Мондрагон?

На какое-то мгновение ее трагическое лицо исказила гримаса ненависти.