Николай Толстиков - Пожинатели плодов

— Приса-аживайтесь, ба-атюшка, грейтесь!

Изуверов, приободрившись на свету, величественно пошагал от порога: пусть и чужой почет да все равно уважение! Незадача только: путь Севе преградил сладко дрыхнувший на подброшенной на полу фуфаечке в аккурат перед камином гражданин. Невзрачно одетый, со стриженной головой, немолодой, свернулся калачиком — наверняка сторож и хорош, нажрался, небось, хозяйских объедков. Изуверов небрежно потыкал его под бок носком ботинка: подвинься, дай дорожку!

Внутри спящего словно взведенный механизм сработал — мгновение и уже мужичок сидел на корточках, встревожено хлупая глазами.

— Это ба-атюшка! — начал успокаивать его молодой хозяин.

Мужик, высохший как скелетина, одежонка свободно болталась на нем, поднялся, сел за стол, по-прежнему хмуро и недоверчиво поглядывая щелками заплывших глаз на землистом сером лице.

Изуверов все-таки узнал его — Вовка Кроль! Даже в горле пересохло!..

Пока Сева благополучно заканчивал старшие классы в школе, ровесник Кроль успел отмотать срок на «малолетке». Потом по городку он бродил — пальцы веером, хулиганистая пацанва взирала на него как на героя, а «тихони», наслушавшись мамкиных страшилок, бежали от него прочь да дальше. Изуверов уезжал учиться в большой город, с ним же в одно время увозили после суда в «воронке» Кроля — опять кого-то в задницу ножиком пырнул…

— Выпейте за знакомство, за дружбу! — Олегов наследник разлил водку по стаканам.

Не чокаясь, молча, все так же не отрывая от Севы холодного взгляда, Кроль нехотя, сквозь остатки гнилых зубов, выцедил угощение; Изуверов хлопнул залпом. Вовка жестко усмехнулся, кивнул хозяину: налей еще! Сева, завороженно уставясь на сцепленные на столе руки Кроля с вытатуированными на пальцах перстнями опять «хлопнул» стакан, отказаться не посмел.

Уркаган с хищной усмешкой качнулся, поплыл куда-то в сторону; у Севы первоначальный, из детства, испуг перед ним, прошел, захотелось быть с Кролем на равных. Изуверов попытался «заботать по фене», сам не понимая смысла корявых похабных слов — но поскольку ныне они щедро сыпались со всех сторон и потому без труда соскальзывали с языка.

Кроль, приторно корча изумленную харю, вроде внимал, потом вдруг мягким кошачьим прыжком шмыгнул к Севе:

— Какой ты к хрену батюшка! Матюг на матюг городишь!

Он резко дернул Изуверова за ворот рубахи — пуговицы пулями отскочили.

— И креста на тебе нет! Фуфло гонишь, фрайер!

Глаза Кроля недобро сузились, вовсе превратились в щелки; он, не выпуская из кулака закрученного в узел ворота изуверовской рубашки, другой рукой медленно подвинул к себе по столешнице кухонный ножик.

Оцепеневшему Изуверову вспомнилась картинка из детства: широкий пень в школьном дворе, несколько первоклашек, обступивших его, на трухлявой поверхности пня извиваются толстые темно-бурые дождевые черви, и Вовка полосует их бритвой на куски; на чистеньком личике мальчишки жестокое и одновременно любопытствующее выражение.

Сейчас было оно и на землистой, сморщенной, как печеное яблоко, небритой харе старого уголовника.

Рядом заливисто и истерично захохотал, хлопая себя ладонями по ляжкам и словно бы предвкушая удовольствие, юный хозяин. Это и привело Изуверова в себя, он рванулся, оставляя ворот рубахи в кролевском кулаке; лезвие ножа, блеснув, прочертило по предплечью длинную розовую бороздку. Сева, сопровождаемый диким хохотом, выбежал из комнаты в темень холла, различил прямоугольник дверного проема, сунулся туда и со всего маху плюхнулся в лужу у подъезда. Расшибся об камешник на дне, но встал кое-как на карачки, чтобы не захлебнуться. Вот сейчас запрыгнет ему на спину Кроль и начнет полосовать изнеженное тело кухонным хлеборезом! Вспомнился Изуверову тот, прошлым утром зажатый отморозками старичок в поликлинике, которому никто не посмел поспешить на помощь…

Неужели — все?! Молиться Сева не умел, ни одного слова молитв не знал, забегал иногда в храм, из любопытства рот разинув, и потому выдавил из себя только просительно-горькое: «Помоги…»

Яркий свет ослепил Изуверова, Сева, булькаясь в воде, пополз на него и услышал голос Олега:

— Чего его окучили-то?

— Он не ба-атюшка! — обиженным разочарованным голоском провякал сыночек в ответ папаше.

— Сам, что ли, вам сказал?

Олег кивнул водителю, и тот, ражий детина, выволок Изуверова за остатки рубахи из лужи, поставил перед «шефом».

— Делайте что хотите, только не убивайте… — жалобно простонал трясущийся Сева.