Рэмси Кэмпбелл - Усмешка тьмы

Из-за безумной пульсации в голове зрение помрачается.

– Простите, два Манчестера в Англии?

– Два университета в Манчестере. Этот и Городской университет Манчестера [13] Университет, расположенный в Манчестере в южно-центральной части Великобритании. Основан в 1824 году. , выше по дороге.

Руки опускаются сами собой.

– Ты будешь смеяться, – сообщаю я Натали. – Оказывается…

– Я слышала. У какого ты? – хоть она и не приняла мое предложение посмеяться, на него откликается водила. Его лицо так и дрожит от тихого веселья, у рта и на щеках проступают бледные круги. Я пытаюсь не обращать на это внимания и спрашиваю:

– В каком направлении ей ехать?

Кончик его пальца в кожаной перчатке указывает куда-то вперед, и мне требуется некоторое время, чтобы расшифровать жест.

– Кати в сторону выезда из города, – объясняю я Натали и кладу мобильник в карман, чувствуя приближение очередного приступа зубовной дрожи. – Спппасссибо за ппоммощь.

Такси так резко дает по газам, что я боюсь, как бы лицо мужчины не оторвалось и не шлепнулось на тротуар. Свет от уличного фонаря освещает номерную пластину, кажущуюся пустой, больше похожей на прямоугольную сомкнутую челюсть. По мере того как машина удаляется, я сжимаю захват на своем чемодане все сильней. Вид дороги вроде бы помогает мне взять себя в руки и привести в порядок мысли. Я боюсь, что когда настанет пора приветствовать Натали и Марка, изо рта у меня полезет сущая бессмыслица – вроде той, что я недавно читал, не говоря уже о той, которой меня попотчевали в отреставрированной часовне.

Ни челюсть, ни остальные части тела у меня уже не дрожат, когда «пунто» вырисовывается в дальнем конце дороги. Когда Натали подруливает к бровке, я подхватываю поудобнее чемодан и тащусь навстречу.

– Да уж, это было приключение, – приветствует она меня. – Надеюсь, это последнее. На нашу долю их и так многовато выпало.

– Сса гласин.

Достаточно ли нормально это прозвучало?

Натали неуверенно моргает, открывая багажник.

– Хочешь сесть впереди с мамой? – спрашивает Марк.

– Кто у нас рулевой-навигатор – тот у нас и сидит впереди, – произносит Натали.

– Яббу дузади, сливы непротив, – кое-как поддерживаю ее решение я.

Не успеваю я даже пристегнуться, как Марк уже допытывается:

– Ну что, узнал что-то о нем?

– Даволь номм ного, – судя по его глазам в зеркале заднего вида, он услышал только «довольно» – и принял это за упрек. – Раска жупожжи, – бормочу я и чувствую, как меня уносит в пустоту. Впрочем, она окружает меня недолго – перед моим внутренним взором разворачивается какой-то странный акт творения. Я вижу записи, сделанные Лэйном на пути к карьере Табби Теккерея, но теперь они начертаны на одном свитке. Многие из них – не более чем бессмыслица, но нет никаких сомнений в том, что именно эти слова-обрывки я уже видел на полях «Surréalistes Malgré Eux», и если между ними и есть связь, то она кажется мне столь бессмысленной, что я могу только смеяться.

– Что смешного? – спрашивает чей-то голос, а потом пропадает и он.

Подойдя к алтарю, священнослужитель высоко задирает подол своей мантии, обнажая зад. Конгрегация отвечает ему дружным метеоризмом – реальным либо же сымитированным. Священник мочится в чашу и окропляет из нее всех присутствующих. Затем приходит время исповеди – чем более возмутительно преступление, тем больше смеха и аплодисментов звучит из зала.

– Госпапопапопопаду памамамолилилимся! – возглашает он, чеканя каждую согласную.

Как только все изрекают «Гамельн!», воззвания окончательно перерождаются в полную тарабарщину. Потоки абракадабры приветствуются вскриками «Аллелаллелуя!».

– Кредо ин нигилус! [14] Лат. Credo in nihinlus – «Верую в ничто». Возможно, пародия на католическую молитву «Symbolum Nicaenum», где есть строка «Credo in unum Deum» – «Верую в Бога единого». – импровизирует священник, привнося в поток бреда немного смысла. Все его слова явно рассчитаны на то, чтобы запутать паству, и без того пребывающую в веселом замешательстве.

– Господь, изыди, моча, приди! – выкрикивает он, а во время санктуса интонирует: – Благодари нас, Азатот, Господь Наш!

Сразу после молитвы «Шут наш!» приходит черед «Агнец Блея», во время которого пастор притворяется (если притворяется), что содомирует ягненка. Излишества, происходившие во время причастия из свидетельств и общественного сознания вымараны, кроме финального возгласа «Mumpsimus» [15] Слово, возможно, пришедшее из «Похвалы глупости» Эразма Роттердамского, где рассказывается о священнике, который во время мессы произнес слово «mumpsimus» вместо правильно латинского «sumpsimus», произносящегося во время дарования причастия. Когда священника поправили, говорить правильно он отказался, и слово со временем стало означать в английском языке желание придерживаться каких-то ритуалов или обычаев, даже если их ошибочность очевидна. . Чтобы отпустить паству, священник шипит «Мир, изыди!», а люди отвечают «Бога проклинаем», после чего присоединяются к прыжкам пастора вокруг алтаря и вдоль прохода. Затем могут последовать другие столь же невоздержанные действия, прежде чем все сбегают из церкви или собора.