Лия Владимирова - Страх

Первое апреля подходило к полдню. Самолет пошел на посадку.

Муж повернулся ко мне и сказал:

— Вена.

Вена!

Мы спустились по трапу. О, теперь-то я полагаю, что приземлились мы не на австрийской земле. Недаром к нам сразу подошел рослый светловолосый человек, и муж представил мне его как своего двоюродного брата, бывающего в Вене в командировках и приехавшего специально в аэропорт, чтобы встретить нас. Не слишком ли нарочито такое совпадение? Тут есть натяжка. Брат по делам приезжает из Израиля в Вену — именно ко времени нашего приезда. Именно в этот день оказаться в Вене, именно в этот час приехать к самолету!

Муж и его «брат» задержались у служебной конторки аэровокзала (зачем? Для какого оформления?), а затем «служащая Сохнута» пригласила нас в автобус. Рослый «брат» тоже сопровождал нас.

Автобус был маленький, спереди и сзади его конвоировали мотоциклисты; муж сказал, что этот эскорт — для защиты от возможного нападения террористов. И я, разумеется, поверила. Теперь-то я чувствую, сколь странен был этот «почетный» эскорт… Самый факт присутствия мотоциклистов должен был мне ясно показать, что мое заточение уже началось.

Автобус мчался мимо свежевспаханных полей, все дальше и дальше, мимо каких-то предместий. Город оставался в стороне, а мы направлялись куда-то в глушь, и вот уже среди деревьев замелькали причудливые башенки позеленевшего от старости замка.

— Замок Шенау, — сказал мне муж, и автобус остановился.

Парк был весь огорожен, вдоль забора расхаживали вооруженные солдаты с овчарками.

— Это охрана от террористов, — сказал муж. — Солдаты австрийские, но с израильским оружием.

И я, разумеется, поверила.

Сам «замок», а вернее — пересыльный пункт, был очень запущен и переполнен. В каждой из комнатушек стояло по множеству коек. В столовой тоже было множество народу, сидели мы все за длинными столами. Безотрадный вид был у этой столовой, по-тюремному безотрадный! Не радовали и лица окружающих. Привычные лица, и почти все — люди простые. Вид у них был подавленный. Пересыльный пункт…

Возможно, этим людям заранее, еще до нашего прибытия, — сообщили, что сюда привезут преступницу, эскортируемую мотоциклистами, и велели помалкивать. Вполне понятно, что эти люди (как и мы все) привыкли молчать и слушаться, молчать — и подчиняться. Поэтому они как бы и не обращали на меня внимания, сосредоточенно-хмуро доедали свой обед.

А выходить из «замка» нам было запрещено — опять-таки (так объяснил муж) по причине возможного нападения террористов…

Вот она, моя неосторожность, вот оно, мое легковерие! Служащим , называвшим себя «представителями Сохнута», я рассказывала о несвободе там, в ответ на их настойчивые расспросы о Москве и об отъезжавших. В подобном-то «замке», под охраной солдат с овчарками, говорить о прошлой несвободе! А они — служащие — слушали и кивали. На правах «работников Сохнута» снабдили нас и запрещенной литературой — журналом «Сион», например, о котором я слышала в Москве, но которого ни разу раньше не держала в руках.

А выходить за ограду «замка» было строжайше запрещено!..

— Хочешь, свободно послушаем «Свободу»? — включив приемник, спросил меня муж.

Я согласилась: ведь — границу пересекли!

А из приемника донесся знакомый рев! Те же глушилки и той же силы, что и в Москве. Заслышав этот мощный и плотный рев, кто бы не сделал выводов? Но не я, не я. Я легко поверила мужу, что советские глушители заполнили эфир и что из-за них слушать передачи на русском языке и в Австрии довольно затруднительно.

В нашей «австрийской» комнатке стоял такой рев и такой гул, будто бы колонны танков шли в наступление.

Они продолжали говорить со мной языком привычной мне системы , а я лепетала на своем жалком личном языке…

На рассвете мы прибыли, как сообщили мне, — «в Лод».

Когда мы спускались по трапу, мне в голову ударил запах цветущих цитрусовых. Свобода, Земля Обетованная, исполнение надежд… Если бы — так!..

Почему я поверила на слово, что мы прибыли «в Лод», а вот своим ушам, заслышавшим знакомое, по стольким годам жизни привычное — глушилки, — отказывалась верить?

Иногда мне кажется, что переезд, Израиль — это все только в моих искаженных представлениях, а на самом деле я давно в больнице. В таком случае «Парни, парни, это в ваших силах» — напевает под дверью врач или санитар. И никуда мне не выпрыгнуть. Что может сделать человек, привязанный к больничной койке?