Семен Злотников - Кир

Это про них сам Уинстон Черчилль завуалированно написал пару стихотворных строк: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!» ( за кои и был удостоен Нобелевской премии по литературе !), и это для них сам Никита Хрущев поклялся воздвигнуть памятник в образе как бы построенного в боях социализма ( и даже однажды, надравшись, сам лег в его основании !).

Вспоминаю, как при виде нефритовых вилл, янтарных дворцов, подвесных изумрудных дорог и мостов из яшмы меня душили слезы по всем замученным и убиенным строителям Полубога ( из тринадцати тысяч выжил один, который поведал мне, как это было !).

По сей день снится мне дно Тасманова моря, усеянное костями безвестных каторжников на много морских миль вокруг Болс-Пирамид…

– Жизнь – то, что помнишь! – бывало, повторял Макс Петрович Альцгеймер.

– Потому, сколько ты вспомнил – столько и прожил!

Слезы сами собой наворачиваются на глаза при мысли, как мало я помню и какой короткой была моя жизнь…

Итак, возвратившись в сознание, я обнаружил себя в тесной клетке, схваченным в пяти точках ( по рукам, ногам и на горле ) колючими изнутри трехдюймовыми обручами с цепями, приклепанными намертво к полу другим концом.

Длина цепей, как я убедился, давала возможность лежать, сидеть и топтаться на месте; при малейшем лишнем движении боль от игл пронзала меня насквозь.

Больнее, однако, томила меня неизвестность – ведь я так ничего и не узнал о судьбе Маргарет: где она и что с ней?..

По слабому зеленоватому свету, будто сочившемуся из гранитного нутра, едва уловимому плеску волн надо мной, наконец, отсутствию эха вскоре мне стало ясно, что я нахожусь под водой, в ограниченном пространстве, и что кричать бесполезно.

Особого страха я не испытывал.

Разве что терзала неизвестность.

Я решительно не понимал, в чем я провинился и за что меня приковали?..

– Ну как ты там, сынку? – пьяно прорезался из темноты до дрожи знакомый скрипучий голос.

– Я дома, я дома! – возликовал я всем своим существом и рванулся, забывшись, навстречу голосу.

– Сынку, держись! – прокричал мой спаситель.

– Товарищ Хрущев… – пробормотал я, все еще не веря своему счастью.

– Он самый! – уже изблизи отозвался Никита Сергеевич, являясь из тени в обнимку с Уинстоном Черчиллем.

На мгновение, кажется, я перестал ощущать на своем теле шипы и кромешную боль от них, настолько меня поразил вид этих двух небожителей, ряженных в национальные платья порабощенных народов – украинского и шотландского.

Загадочным образом оба чудесно помолодели и словно преобразились в мальчишек-близнецов, сбежавших от родителей: скакали, пихались, трясли животами, похабно шутили и ржали, как кони, натурально радуясь дружбе и взаимопониманию.

Никита шутейно тащил с Черчилля юбку, Уинстон сконфуженно приседал и с уморительными подробностями изображал юную барышню-гимназистку на школьном балу; после чего они снова обнялись и нестройно исполнили а капелла знаменитую на весь мир песню «Подмосковные вечера».

Все это смотрелось тем более странно на фоне непримиримого противостояния двух военно-политических блоков – стран Варшавского договора и Северного Альянса.

В том и был парадокс, что, пока они пьяно братались и дружески размахивали фирменными бутылками украинской горилки и шотландского виски, их страны с маниакальным упорством наращивали мощь в области стратегических ядерных вооружений, и мир неуклонно скатывался в пучину холодной войны.

Для меня же очень скоро последовали события, в сравнении с которыми все предыдущие можно назвать милым времяпрепровождением…

Все же верно заметил великий поэт земли Русской Сергей Александрович Есенин о том, что большое видится издалека!

Нет спору, на Эйфелеву башню в Париже, вершину горы в Катманду или, к примеру, древние египетские пирамиды лучше смотреть с большого расстояния ( иначе они в тебе не поместятся ), но человека, каким бы он ни был великим, для минимального узнавания все-таки лучше разглядывать с близкой перспективы.

Например, до моей судьбоносной встречи в тюремном строю с непридуманным революционером Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным я воспринимал его памятником скорее, а не человеком с понятными проявлениями и желаниями: можно сказать, миф о нем заслонил его самого, настоящего.

Тот же Случай послал мне знакомство с английским премьером Уинстоном Черчиллем и Первым секретарем Коммунистической партии Советского Союза Никитой Сергеевичем Хрущевым, сделав невольным соучастником тайного и поистине преступного увлечения этих вершителей человеческих судеб.