Сергей Кузнецов - Учитель Дымов

Феликс начал рассказывать – дон Хуан, пейотль, места силы, два пальца ниже пупка, и чем дольше он говорил, тем отчетливее Андрей понимал, что уже слышал это и, кажется, не один раз. И ведь точно: он был в восьмом классе, должен был уехать на выходные к бабушке Жене, но она внезапно заболела, и он остался дома. Папа сказал, что вечером придут ученики и Андрей может посидеть с ними, только тихо, и Андрей сидел тихо и слушал, а папа рассказывал именно это: дон Хуан, пейотль, места силы, два пальца ниже пупка… На следующий день Андрей задал папе вопросы, которые стеснялся задавать при других взрослых, и папа объяснил ему еще раз, подробней и понятней. Так что да, Андрей не читал Кастанеду, но знал о нем задолго до первого русского перевода.

– Очень круто! – сказал он Феликсу, а сам в который раз за последние дни задумался, что же скажет папа, когда вернется из Штатов.

Валера, впрочем, так и не расскажет Андрею, чем ему придется расплатиться с партнером за освобождение сына и его друзей, но уже через три месяца будет объявлено, что Центр духовного развития запускает региональную программу и открывает отделения во всех городах-миллионниках.

Сейчас Андрей засыпает прямо на ковре, а утром, когда просыпается, в квартире уже только он и Ильяс, который грохочет посудой на кухне.

– Сегодня моя очередь делать завтрак, – говорит он. – Последний наш с тобой завтрак.

Андрей смотрит, как Ильяс сбивает в миске яйца и молоко, и пытается вспомнить что-то важное, о чем он догадался вчерашней ночью. Ах да, Кастанеда…

– Ты знаешь, – произносит он, – я вдруг понял, что эти люди – ну, они ведь только повторяют какие-то вещи, которые мой папа говорил мне лет десять назад. И про видеть силовые линии, и про плыть по течению, и про место силы и прочего Кастанеду.

– Да, – соглашается Ильяс, – твой папа крутой, мне мама говорила.

– Да не в этом дело, – возражает Андрей. – Просто я вдруг понял, что все, о чем они говорят, все, о чем мы говорили эти две недели, – такой набор общих мест, новых банальностей… примерно как то, что нам говорили в школе.

Ильяс выливает пузырящуюся солнечную смесь на раскаленную сковороду и оборачивается к Андрею:

– Ну и что? А ты хочешь найти что-то лучше банальностей?

Андрей молчит. Папа всегда утверждал, что нельзя ходить проторенными тропами, думает он, а ведь это и значит – избегать банальностей. Я забился в угол, потому что не хотел быть как все, а Ильяс выбил меня из моего угла. Мне показалось, что с его друзьями я заживу настоящей жизнью, жизнью по ту сторону волшебной двери, но и эта жизнь – всего лишь набор старых клише. Ильяс разбудил меня, и я не могу жить так, как жил последние полгода. Но и жить, как его друзья, тоже не могу, потому что папа так жил еще в советское время. И теперь я не знаю: что же мне делать?

Ильяс раскладывает омлет по тарелкам.

– Вот омлет – не банальность? – говорит он. – Но если он хорош, неважно, сколько таких омлетов было и сколько будет.

– Но я хочу найти что-то другое, – отвечает Андрей.

Ильяс смеется:

– Ну, если так, у меня для тебя есть совет. Не хочешь быть как твой отец – пойди и сделай то, чего он не делал никогда. Пойди и сделай сам. Не переводи, не пересказывай – сделай сам и свое. Не отгораживайся от хаоса и не сливайся с ним – постарайся структурировать хаос, постарайся построить из него что-то.

– Что я могу построить? – спрашивает Андрей.

– Понятия не имею, – отвечает Ильяс, – но вот тебе на прощание еще одна банальность: если правильно загадать желание, оно всегда сбывается.

Наверное, желание было загадано правильно: через неделю Андрею позвонила девушка, заметившая его в сквоте, где стоящий в углу телевизор показывал «Кабинет доктора Калигари». Андрей тут же соорудил вдохновенную лекцию о немецком экспрессионизме, включив туда Вине, Ланга и Мурнау, и так увлекся, что даже изобразил, как Макс Шрек в «Носферату» поднимается из трюма. Благодарная зрительница уже месяц работала в новом глянцевом журнале, претендовавшем на элитарность и интеллектуальность, и когда в последний момент перед версткой у них слетели три полосы рекламы, вспомнила об Андрее, решив, что такой человек сможет что-нибудь быстренько накропать на любую тему.

Через два месяца Андрей уже стоит в кабинете главного редактора. Немолодая полноватая брюнетка смотрит на него задумчиво.

– Дымов, Андрей Валерьевич? – спрашивает она.

Юноша кивает.

Да, мальчик-то вырос, думает брюнетка. Интересно, узнал он меня? Впрочем, спрашивать не буду, вот еще не хватало.