– Дайте мне колбасы… А мне мороженого… И пепси-колы… Нет, лучше пива. Пусти… Два стакана.
Ларечница, отодвинув стекло, чтобы собственноручно шугануть недоросших покупателей.
– Ну, чего разгалделись? Сами не знаете, что хотите. Разберитесь между собой, потом приходите. И деньги приготовьте заранее. Давай, давай, кыш отсюда!
И она просунула в окошко пухлую руку в вязаном рукаве и махнула ей в небо.
От ларька отошли уже неразлучной восьмеркой и принялись разбираться, кто чего хочет.
– Ты что просил? – Пепси. – Какой еще пепси, ты девчонка что ли? Сейчас я тебе покажу пепси!
В ход пошли кулаки, началась всеобщая драка. Каждый отстаивал свое желание в бою, и не готов был к компромиссам. Вадим Степанович в такой ситуации давно бы уступил. Но от него в этих мальчишках не осталось и следа. Они дубасили друг друга, кто куда попадет, без разбора. От точного удара соперник раскалывался пополам, и к концу потасовки шестнадцать неузнаваемых малолеток бесцельно размахивали тонкими ручками. Они сильно убавили в размерах и были совсем не быстры в движениях.
Ссора моментально прекратилась. Все захотели одного и того же – покушать и спать. Малыши взялись за руки попарно, как учили когда-то в детском саду, и погнали к дому. Путь был нелегким – они вязли короткими ногами в сугробах, спотыкались о выброшенные пустые бутылки, кто-то еще успевал подбирать с земли яркие блестящие фантики.
Но все же они благополучно добрались до подъезда. Бабок на скамейке не было – наверно тоже пошли обедать. Пожилой мужчина в тот момент не спеша открывал дверь подъезда. Дети воспользовались этим и гурьбой проскочили мимо него на лестницу, все шестнадцать. Запыхавшись, добрались до родного второго этажа.
У всех нашлись ключи, но никто не дотягивался до замка. Они карабкались друг на друга, устроили настоящую кучу малу, тыкали ключами в замочную скважину, не попадали, а если и попадали, то пытались крутить не в ту сторону, но наконец повернули, куда надо, и замок щелкнул.
Первым делом ребятня высыпала на кухню. Там снова толкались, шаря по нижним ящикам в поисках еды. Набивали рты сухой крупой, сахарным песком, кому повезло, полакомились ломтиками раскрошившегося печенья. Перебив при этом несколько тарелок, малыши успокоились и потопали в комнату.
По дороге они еще затеяли игру в паровоз и, уцепившись друг за дружку, запыхтели, зачухчухали и растянулись по коридору шестнадцативагонным змеем.
– Я зеёный… А я классный… А у меня филолетовый, – проносилось перекличкой по составу.
Прибыв в пункт назначения, вагоны сошли с рельсов и рассредоточились возле кровати и стульев. Однако залезать на них всем сразу оказалось проблематично. В попытках штурмовать стулья малыши падали и раскалывались надвое, становясь двумя еще более мелкими человечками. То же самое происходило и при штурме кровати.
Вскоре по напольному ковру уже ползали тридцать два карапуза, натыкаясь на мебель и друг на друга. В их лопотании иногда угадывались отдельные слова – «дай», «хочу», «мое» и тому подобное, но и это продолжалось недолго.
Не найдя ничего лучшего и ничего лучшего не умея, малыши писались на ковер и выли, сидя в собственных лужах. Такое неудобное положение их сильно беспокоило, они ревели, не переставая, давясь слюной, раздувая щеки. Их разрывало, на две, а то и на три части, и на полу в конце концов не осталось места, где бы ни лежало орущее жалкое создание. Около восьми десятков младенцев оканчивали жизнь бесхозными, беспомощными, умирая один за другим в одинокой квартире на втором этаже.
Этот дом, как и положено всем домам на поселковой улице, имел номер, но за глаза его называли ворованным. Он возвышался над соседними приземистыми времянками с основательностью космического корабля перед стартом. Того, кто в нем жил, злые языки считали вором. Языки помягче снисходительно отмечали в нем деловую хватку и умение жить. И работать.
Работал хозяин, не покладая рук. Он в буквальном смысле собрал дом по кирпичику, по бревнышку срубил баню, по досочке смастерил летнюю кухню. Отличительной особенностью всех материалов было их преступное, а именно краденое происхождение. Даже гвозди были ворованные. Инструменты тоже добывались путем тайной конфискации. Но остальное являлось плодом кропотливого труда одного человека.
Строительство давалось ему с невероятным трудом. Кирпичи, шифер, мешки с цементом приходилось волочить на себе, причем по ночам, чтобы не натолкнуться на осуждающие взоры соседей. На сон времени не хватало, поскольку днем нужно было изображать добропорядочного гражданина. И это угнетало сильнее, нежели ночное строительство, к которому он всегда приступал с благоговением. По-детски радовался удачно стиснутому огрызку трубы, любовно поглаживал рубанком доски, трепетно замешивал раствор и взволнованно пробирался темными закоулками, прижимая к груди спеленатую добычу. Чужая вещь, так легко превращающаяся в свою, была куда желаннее точно такой же из магазина. И уже сама мысль о скором присвоении недозволенного наводила на то, что плохо лежало.
Читать дальше