Оксана Бутузова - Рассказы

– Да оставь ты эту больную, – кричит ему молодой. Он уже не смеется.

– Не оставляется, – хрипит старший. – Помоги.

Ему вдруг становится обидно, что не может справиться с калекой, и он тужится, упираясь обеими руками женщине в живот, и скидывает ее с себя прямо в канал.

Она летит головой вниз, юбка задирается куполам. Забулдыги не успевают ничего понять, как исчезает под водой женщина, юбка и огромный русалочий хвост, а им остаются одни костыли.

В 18.00 возле спуска появляется на воде пятно, переливающееся всеми цветами радуги.

Гвардии рядовой Аничкин в первом же бою был тяжело ранен в живот. «Не совместимо с жизнью», – записали в учетной книге фронтового госпиталя, где Аничкин лежал перебинтованный и безучастный ко всему. Временами он приходил в сознание и видел, как жизнь в виде молоденькой белой медсестры то отдалялась от него, то приближалась, наклоняясь над раной и, также сочтя ее несовместимой с собой, снова удалялась.

– Ты зачем здесь? – спросил незнакомый голос, находившийся вне Аничкина.

– Ранен, – не по своей воле ответил он. – Война.

– Война? – переспросил голос. – Не знаю такого слова.

«Я умираю», – сказал себе Аничкин и закрыл глаза.

– Боишься? – не давал ему покоя голос.

Аничкин и сам не знал, боится он или нет. Ему было все равно, только бы ушла боль. И ушел голос. Но голос не уходил, он продолжал настаивать на своем вопросе. И тогда Аничкин вдруг обозлился на него, будто то был враг за невидимой линией фронта.

– Жить хочу! – гаркнул он, собрав последние силы.

– Это можно, – тут же отозвался голос.

И Аничкин поверил. И даже силы откуда-то пришли к нему. Он приподнялся на кровати.

– Я отслужу, – сказал он в пустоту между кроватями.

– Что ж, служи. А я позже приду.

– Лет через семьдесят, – дерзнул Аничкин.

– Договорились.

И голос ушел. Аничкин же остался в лазарете. Пролежал еще семь дней, а потом встал почти здоровый и запросился обратно на передовую. Врачи не удивились такому чудесному выздоровлению – чего только на войне не бывало – и не увидели оснований для отказа отважному юноше.

Так Аничкин снова попал на войну. И решил испробовать себя, действителен ли уговор, который он заключил в лазарете неизвестно с кем. Теперь он не боялся, проснулся в нем воинский задор, он ходил в атаку, как на парад – бесстрашно, лихо, даже весело. И всякий раз пули не касались его.

– Как это ты не боишься? – допытывался гвардии рядовой Громов, который всегда был рядом и с которым Аничкин особенно сдружился.

Он скромно пожимал плечами в ответ, мол, не знаю, что и сказать. Между тем, и остальные бойцы начали замечать его бесстрашие. Некоторые зауважали. Но ротный сделал замечание:

– Недопустимо так безрассудно рисковать жизнью. Безрассудством вашим мы уже сыты. Вон сколько могил за нами тянется. Еще не всех собрали. Никому ваши смерти не нужны.

«Я и не предлагаю вам смерть», – хотел сказать Аничкин, но не сказал.

– Не слушай его, только командовать умеет. Сам вперед не пойдет, – успокаивал Громов. – А ты герой. Настоящий. Я так в письме родичам и написал. Воюю, мол, рядом с героем.

Они обнялись. А через час оба пошли в очередную атаку. Аничкина накрыло взрывной волной. Он потерял сознание, а когда очнулся, вокруг было уже тихо. Над ним склонились деревья, желтые, как смерть. Только сейчас Аничкин понял, что уже осень, время увядания. Его гимнастерка вся была в крови, багряной, как кленовый лист, но боли он не чувствовал.

«Наверное, я уже там. Все-таки ухожу… Ну, и слава Богу», – подумал Аничкин.

– Не бойтесь… Дышите. Я сейчас…

Снова голос возник из неоткуда и не дал расслабиться. Аничкин открыл глаза и увидал лицо девушки, очень хорошенькой, которая смотрела на него с испугом и нежностью.

«Видение», – решил Аничкин и прошептал: «Весна».

– Я Катя… Сейчас перевяжу. Где болит?.. Дышите, дышите.

Это было не видение, не весна, а пока что медсестра.

– Фу ты, напугал, – сказала она, когда помогла Аничкину повернуться на бок. – Я уж подумала, ранен тяжело, тащить придется.

Но тащить Аничкина не пришлось – на нем была чужая кровь. А на дне окопа под ними лежал убитый солдат, которого присыпало землей от взрыва. Медсестра уже собирала бинты обратно в сумку.

– Погоди, – зашептал Аничкин взволнованно. – Не уходи.

Он неловко притянул ее за талию, уткнувшись носом в теплое лицо.

– Дурак!.. Нашел время.

Она резко оттолкнула его. Аничкину стало больно. Больно и плохо, как никогда еще не было. А когда он наконец добрался до своей части, то узнал, что в этом бою пал смертью храбрых его товарищ – гвардии рядовой Громов.