Вернемся к Щенсны. После освобождения он работал в газете “Жиче Варшавы”. Его окружал ореол благородства и мученичества. Он был неразговорчив, иногда казался отсутствующим и улыбался немного невпопад. С лицом у него были проблемы: всё в красных пятнах, кожа шелушилась, в особенности возле бровей; вероятно, результат тюремного заключения. Ходил с трудом – по той же причине. На полусогнутых, подавшись вперед; ступни выворачивал внутрь. Кому-то он рассказывал, что самое неприятное – когда бьют по пяткам. Мне этого не говорил. Я была молодой начинающей журналисткой, таким о подобных вещах не рассказывают. Щенсны нравились молодые коллеги, в особенности Ежи Ярузельский [88] Ежи Ярузельский (р. 1931) – журналист, историк; редактор “Жиче Варшавы” (1949–1975).
и я. Со мной он ходил в театр, а с Ежи Я. пил водку и играл в бридж. Два или даже три раза мы с ним смотрели “Процесс” Кафки в “Атенеуме”. В том самом “Атенеуме”, где перед войной левые устраивали бал, и Щенсны пришел с Тересой З. в голубом платье. Когда на сцене Йозеф К. говорил, что он невиновен, но, поскольку его обвиняют, видимо, существуют неведомые ему основания высшего порядка, Щенсны очень веселился. Так оно и было, хихикал он, да-да, именно так. И становился все веселее по мере того, как Йозеф К. терял уверенность в своей невиновности, а когда герой отправлялся на допрос, хотя его никто не вызывал, Щенсны разражался хохотом на весь зал.
Он выступал на процессе Фейгина и Ружанского.
Процесс был полузакрытым. Гомулка не желал ни громких обвинений, ни расправы с госбезопасностью. Перед каждым допросом беседовал с Щенсны, ссылался на соображения высшего порядка и точно обозначал границы показаний.
Судимых гэбистов Щенсны считал шайкой бандитов. Шайка преступная, но с социализмом все в порядке. Воплощать в жизнь благородную идею, по задумке Щенсны, должны были мы с Ежи Ярузельским, молодые и честные.
Такие мысли у него не из воздуха взялись. Ежи Ярузельский рассказывал Щенсны о своем крестном – тот как раз вернулся из тюрьмы после двух не приведенных в исполнение “вышек” и камеры смертников. Я рассказала про Познань [89] Познан ь – город, где произошло первое крупное выступление против коммунистических властей ПНР: “Познаньский июнь”, 1956 г.
. Я была там 28 июня 1956 года, в первый день выступления рабочих. Щенсны про то, что происходило в Познани, рассказывала много раз и с подробностями. Он внимательно слушал, а потом спрашивал: ты уверена, что никто не защищал социализм? Смотрел на меня с непритворным отчаянием. Мне было его жаль. И Ежи Ярузельскому тоже.
Когда началось собрание, на котором Щенсны собирался принять нас в партию, мы не успели уйти из редакции. Услыхали его голос: вы где? – и в панике спрятались под письменный стол. Нам было совсем не смешно. Мы сидели под столом и слышали, как Щенсны нас ищет, как бегает по коридору – на своих полусогнутых ногах, ступни вывернуты внутрь…
Мы крадучись убежали. От Щенсны и от благородной идеи.
Он нас не отчитывал. Был деликатный. Продолжал ходить со мной в театр, а с Ежи Ярузельским – играть в бридж и пить водку.
Когда заболел, попросил сообщить Анне. Она приехала с берегов Персидского залива – ее муж заведовал кафедрой архитектуры в каком-то университете.
Была с Щенсны до конца.
Похоронили его на воинских Повонзках [90] Повонзки – старинный некрополь в Варшаве (основан в 1790 г.), где покоятся останки многих известных деятелей польской истории и культуры; значительная часть кладбища отведена могилам военных, героев и жертв, павших в войнах XIX–XX вв.
. Почетный эскорт, залпы почетного караула, солдаты, несущие венки и красные бархатные подушечки с орденами… На одной из подушечек лежал крест Virtuti Militari [91] Орден Воинской доблести. Учрежден за выдающиеся боевые заслуги в 1919 г.
, который Щенсны вручил генерал Бур за захват здания ИМКА.
Последние почести отдали Щенсны товарищи из повстанческого отряда, девушка, с которой они целовались на каникулах в усадьбе ее тетушки, подруга с бала левых в “Атенеуме”, товарищи по партии, озабоченные судьбой идеи, а также, как написал Ян Котт, прокуроры, следователи и их реабилитированные жертвы, отсидевшие свои пять-шесть лет.
Пулавская улица, неподалеку от улицы Мальчевского. Старый адрес Ципы, Адама и Щенсны. Дом довоенной постройки. Квартиры с высокими потолками, просторные; есть несколько однокомнатных: когда-то такие квартиры называли гарсоньерками. В них селились люди одинокие, а также господа, которые не прочь были иметь под рукой укромное убежище. Квартирка Щенсны находилась на третьем этаже. После его ареста в комнате обнаружили кипы газет, топчан с прожженными сигаретой дырками, траурные ленты с похорон жены и довоенный радиоприемник “Электрит”. Гарсоньерку привели в порядок, и туда вселилась вдова лагерника.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу