Ханна Кралль - Портрет с пулей в челюсти и другие истории

Их провожало много народу. Ассистенты профессора, у которого Адам учился и который прислал ему в гетто кеннкарту [62] Кеннкарта – оккупационное удостоверение. . Хелена Турчинская с семьей. Генюся Р. Товарищи по партии. Товарки по партии. Дипломники. Аспиранты. С нами прощалась вся прежняя жизнь, сказала Ципа и – слишком резко – подняла вагонное окно.

В Вене они опять оказались у ворот Соединенных Штатов. В американском консульстве. С заявлением на получение визы.

– Вы были членами партии? – спросил консул. – Вынужденно… – с пониманием улыбнулся он. – Иначе вас не взяли бы на работу…

– Мы были членами партии, потому что верили в коммунизм, – сообщила американскому консулу Ципа Г.

Консул сообщил, что визы они не получат.

Они приехали в Рио.

Жара – сорок градусов по Цельсию. Две тетушки, старые девы, обе увечные, украшающие ручной вышивкой изысканное дамское белье. Стаи огромных коричневых тараканов, которые умеют летать. Они поразили даже профессора Д. Их латинское название – он довольно долго об этом размышлял – звучало зловеще. Periplaneta americana .

Вся прежняя жизнь… говорила Ципа, вспоминая прощание на вокзале. Вся жизнь? Без Янова под Пинском? Без Белянской улицы? Без дома 8а на Длугой?

Ципа не помнит Янова. Помнит только нищету и стоящих мужчин. У них не было работы. Исхудалые, хмурые, они стояли, прислонившись спиной к дверному косяку, к стене, дереву, забору. Молчали или изредка обменивались пустячными словами. Годами так стояли… А еще Ципа помнит социальную несправедливость: ее дядья по отцу, Городецкие, были богатые, а сыновьям маминого брата Аврама Шии бывало нечего есть. (С несправедливостью и нищетой надлежало бороться.)

Ну хорошо, но на рыночной площади был колодец.

Почему Ципа не помнит, как звякала цепь в колодце?

И не помнит призыва шамеса [63] Шамес ( идиш ) – синагогальный служка. : евреи, на молитву?

И свадьбы, которую спас Шломо Моше? Жених и невеста уже стояли под хупой [64] Хупа ( ивр .) – балдахин, полог, под которым пара стоит во время церемонии бракосочетания, а также сама эта церемония. , когда родители жениха подняли крик: “Где приданое? Мы не получили приданого!” Невеста в слезы. Родители стоят на своем. Уже казалось, не бывать свадьбе, но тут Шломо Моше велел гостям скинуться. Пообещал вернуть деньги, даже продал несколько гусей из тех, что разводила жена, но все равно война застала его с неоплаченными долгами.

А мадам Адлер, проститутка? Уехала из Янова и в Нью-Йорке открыла шикарный публичный дом.

А Шамек, ее брат? Впоследствии американский гангстер?

А Йойне Кравец, подмастерье каменщика, который упал с лесов? “Все из-за того, что не изучаешь Тору”, – сказал с упреком Шломо Моше, навестивший Кравеца в больнице.

Про Янов я кое-что нашла в Книге памяти, потому что Ципа, повторяю, ничего не помнит. Кроме социальной несправедливости. Зато Адам помнит все. Ципа завидует, что у него такая память. Я не удивляюсь. Каждому бы хотелось помнить Белянскую, Длугую [65] Белянская, Длугая – улицы в Варшаве. …

Белянская улица. По правой стороне была кондитерская, которую держала Генюся Р. Этажом выше давали напрокат конспекты книг из школьной программы в исполнении пана Цукерханделя. Во дворе находился театр, у его владельца, пана Цельмахера, были еще магазины готового мужского платья. По левой стороне улицы сапожник Марек шил офицерам сапоги, а прямо за сапожником, на седьмом этаже, шили галстуки Гутгиссеры – дед, дядя и отец Адама. В рубашках с закатанными рукавами, все трое – лысые и в пенсне – стояли с мелом и ножницами над рулонами тканей. “Весь шик зависит от того, что́ у тебя под воротником”, – поучал сыновей дедушка Лейб. Несмотря на этот шик, мастерская разорилась. Отец поступил на службу. Дядя надел темный костюм, повязал самый роскошный галстук фирмы “Братья Гутгиссер” и выпил уксусной эссенции. Его жизнь была застрахована. Жена получила приличную компенсацию. Старший сын проиграл ее в карты.

Жили они на Длугой, в доме 8а; дом принадлежал пану Зиберту, элегантному хасиду, который свои халаты шил у лучших портных. Продукты покупали у Ружи Фридман на Мосто́вой. Хлеб – на улице Кшиве Коло у Цильки Гольдман. Пятничную халу – у Каханов на Налевках. Мацу – напротив, у Крипеля. Свидетельство о бедности, необходимое для получения школьной стипендии, им устраивал носильщик Шмуль, а за украденным с чердака бельем обращались к бородатому еврею с Валовой улицы. Поначалу мать ходила в полицию, но участковый говорил: “Хотите подать заявление или получить белье? Если вам нужно белье, пойдите в закусочную на Валовой. В подсобке сидит бородатый еврей…” – “Длугая, восемь? – уточнял бородатый еврей, который сидел в закусочной на Валовой. – Так оно у меня…” – и назавтра они обнаруживали под дверью украденное белье.