Колм Тойбин - Бруклин

В бруклинских магазинах постепенно начинали появляться рождественские украшения. Как-то пятничным вечером, после ужина (миссис Кео покинула кухню), мисс Мак-Адам вопросила, а намерена ли их хозяйка как-то украсить дом.

– В прошлом году она тянула до последней минуты, а потому удовольствия украшения никому не доставили, – сообщила мисс Мак-Адам.

Патти с Дианой сказали, что собираются встречать Рождество неподалеку от Центрального парка, с сестрой Патти и ее детьми, – праздник будет настоящим, с подарками, с Санта-Клаусом. Мисс Киган заявила, что настоящее Рождество возможно только дома, в Ирландии, и чего уж тут притворяться – весь этот день она прогрустит.

– А знаете что? – заговорила Шейла Хеффернан. – Американские индейки такие безвкусные, даже те, что подают на День благодарения, их как будто из опилок делают. Миссис Кео тут ни при чем, оно по всей Америке так.

– По всей Америке? – переспросила Диана. – В любом ее углу?

Она и Патти прыснули.

– По крайней мере, праздник пройдет в тишине, – подчеркнуто объявила Шейла, глядя в их сторону. – Без всякой глупой болтовни.

– Ну, за это я бы ручаться не стала, – ответила Патти. – Мы можем пролезть по печной трубе, когда вы нас ждать совсем и не будете, и набить подарками ваши, Шейла, чулки.

И Патти с Дианой прыснули снова.

Что она собирается делать на Рождество, Эйлиш говорить не стала, однако на следующей неделе, за завтраком, выяснилось – миссис Кео уже рассказала об этом всем.

– О господи… – вздохнула Шейла. – Они принимают с улицы кого ни попадя. Никогда не знаешь, с кем ты там столкнешься.

– Я об их празднике слышала, – подтвердила мисс Киган. – Они выдают каждому нищему побродяжке по смешной шляпе и бутылке портера.

– Вы святая, Эйлиш, – добавила Патти. – Самая что ни на есть святая.

Мисс Фортини спросила, не согласится ли Эйлиш работать в предрождественскую неделю допоздна, и она согласилась, благо колледж закрылся на двухнедельные каникулы. Согласилась она и проработать в канун Рождества до самой последней минуты, поскольку некоторые продавщицы хотели уехать к своим семьям ранним поездом или автобусом.

Выйдя в тот вечер из «Барточчис», Эйлиш, как и было условлено, отправилась в приходской зал, чтобы получить инструкции на следующий день.

У зала стоял фургон, из которого выгружали длинные столы и скамейки. Утром перед мессой Эйлиш слышала, как отец Флуд просил женщин одолжить ему скатерти, пообещав вернуть их после Рождества. А завершив службу, обратился к прихожанам с просьбой пожертвовать в дополнение к его запасам столовые приборы, стаканы, чашки, блюдца и тарелки. Он сообщил также, что в день Рождества зал будет открыт с одиннадцати утра до девяти вечера и всякого, кто зайдет туда, примут во имя Божие, независимо от вероисповедания и страны происхождения; даже тот, кто не нуждается в еде и питье, сможет заглянуть в зал и поучаствовать в общем веселье, но, прошу вас, прибавил он, не между половиной первого и тремя пополудни, когда подадут рождественский обед. Кроме того, отец Флуд объявил, что с середины января в зале каждый пятничный вечер будут устраиваться танцы с живым оркестром, однако без алкогольных напитков, – это поможет собирать необходимые приходу средства, и он хотел бы, чтобы каждый, кто его сейчас слышит, рассказал об этом своим знакомым.

Пройдя мимо мужчин, расставлявших аккуратными рядами столы и скамьи, и женщин, которые подвешивали к потолку елочные игрушки, Эйлиш увидела отца Флуда.

– Вы не могли бы пересчитать столовые приборы? – попросил он. – Нужно убедиться, что их хватит. Если нет, придется пройтись по улицам и закоулкам прихода.

– Сколько людей вы ожидаете?

– В прошлом году пришло две сотни. К нам идут даже из Куинса и Лонг-Айленда, по мостам.

– И все – ирландцы?

– Да, все ирландцы, это они построили здешние туннели, мосты и шоссе. Некоторых я вижу всего только раз в году. Бог знает, на что они живут.

– Почему же они не возвращаются домой?

– Многие провели здесь лет пятьдесят и потеряли связь с родными. Был год, когда я собрал у тех, кого считал более всех нуждавшимися в помощи, прежние адреса и написал от их имени в Ирландию. Ответов в большинстве случаев не получил, однако золовка одного несчастного старикана прислала подлейшее письмо, в котором говорилось, что ферма или дом, не помню уже, что именно, ему не принадлежит и пусть он не думает даже соваться туда. Она его на порог не пустит, так и написала. Это письмо мне запомнилось.