Татьяна 100 Рожева - Мужской стриптиз

– Почему вы так решили?

– Потому что о семейных ценностях пишут те, у кого их нет…Кругом тупость, не только в «семейных ценностях», не переживайте, вы не одиноки в своей безответственности….

– А не пойти ли вам с вашим назиданием, Лев?

– Это лозунг вашего журнала? – Он улыбнулся и потер глаз, словно хотел очистить заросший травой уголек. – Это как вольноопределяющийся Марек издавал журнал про животных и придумывал новые виды…

– Интересно как бывает, – справилась я с раздражением, – словно живем в непересекающихся мирах. Я вас не понимаю, ни ваших намеков, ни аллюзий, ни юмора… Чудно…

– Это потому что в вас столько наносного, что вам не свойственно….я не удивлюсь, если в душе вы «целка»

– И что же такое целка в душе?

– С вами не интересно, вы не откровенны.…Простите, но в вас постоянная фальшь, когда вы говорите. Так, вроде баба нормальная… В широком смысле…

– Спасибо. Мне всю жизнь указывали на чудовищную прямолинейность и неумение фальшивить как главный недостаток, он же достоинство. И только вы разглядели чего-то новенькое. Забавно…

– Я же мужик, а не мудак.

– И часто вам приходится всем об этом напоминать?

– Вот язва…

Он вернул очки лицу и посмотрел на меня погасшими угольками глаз, которым даже стекла не придавали блеска.

– Вы похожи на сожженную скрипку, Лев…. Очертания еще есть, но уже не сыграть…

– Да, – кивнул он. – Тяжело мне будет вас обмануть…

– А надо?

– Если б я знал, что мне надо…, – Он отвернулся к окну. – Хочу снег… А в городе том сад… в нем травы да цветы… Жизнь прекрасна своими неожиданностями…

– Знаете, мне пора. Было очень приятно…

– Подождите! – Вскинул брови над очками Лев. – Поедем вместе. Нам же по пути. Я живу на Проспекте Мира.

В метро мы ехали молча. Я держала поручень, Лев поддерживал меня за локоть, свесив большую голову на грудь. Было неловко молчать, но говорить не получалось…. На Тургеневской я вспомнила, что так и не задала вопрос, почему музей изобразительных искусств носит имя поэта. Уже не задам. После слов «следующая станция Проспект Мира», рука Льва переползла с локтя на талию, и он шепнул в мое музейное ухо:

– Зайдешь?

– Нет… – Ответила я тоже шепотом, почему-то представив гриф сожженной скрипки…

– На нет и суда нет…, – сказал он бесцветно и вышел из вагона, мелькнув в толпе бордовым шарфом…

Этот рейс на Москву и так был поздним, да еще задержали почти на час. Я заняла крайнее к проходу место в пока еще пустом ряду, надеясь, что рядом не окажется храпун или вонючка, или, чего доброго, два этих везения одновременно. Лететь почти четыре часа… Крупный мужчина в джинсовом костюме навис надо мной мыслящей тучей. Разбирая буквы и цифры в шифре посадочных мест, он, то поднимал на лоб, то опускал очки. Наконец, крикнул кому-то позади себя:

– Вот наши места!

Пропустив вперед двух женщин, одну с ребенком на руках, и подростка, радостно кивнул мне:

– Вместе полетим!

Я встала. В мой ряд нацелилась женщина без ребенка – непропеченная блондинка с формой тела «лампочка накаливания»: накрашенный цоколь – матовые плечи – попа, и подросток лет пятнадцати, заткнутый наушниками и похожий на всех в своей популяции, кроме родителей.

– Садись к окошку, – приказала блондинка подростку, и тот, кивнув в ритм, одним прыжком оказался в кресле.

Блондинка суетливо угнездилась рядом и полезла в сумку.

– Сережа, возьми ему платок, – повернулась она к джинсовому мужчине, устроившемуся за нами.

– Да у него сухой нос! – Возразил мужчина.

– Возьми! – Потрясла платком за головой блондинка.

Мужчина вздохнул и взял платок.

Сонные ночники, моргая, посматривали за вялым рассаживанием пассажиров. Самолет дремал, сотрясаемый запихиваемой ручной кладью и ерзающими задами. Я уже предвкушала полет над бесконечностью.… Только представить – подо мной будет десять тысяч километров черной бездны! Дух захватывает! Хорошо, что не случилось рядом вонючки, но плохо, что далеко от окна. Появится ли рассветное солнце к концу полета? Наверное, нет – время первый час ночи.… Не успеет. Жалко…

– Я к маме хотю! – Пискнул ребенок возле моей коленки.

Белобрысый малыш лет трех, пыхтя, протиснулся по моим ногам к блондинке и залез на нее.

– Когда мы полетим, ты будешь сидеть с Надей! – Строго сказала блондинка.

– А я хотю с тобой!

– Со мной нельзя.

– Потему?

«Вас приветствует капитан корабля…» – раздалось сверху, и ночники перестали подмигивать, превратившись в серьезные светильники.