Кэтрин Данн - Любовь гика

– Отлично придумано! – выдохнул он. – Просто отлично!

Пустые трибуны поют. Звук идет отовсюду. Доски дрожат голосом Арти. Я сижу в пятом ряду и смотрю на аквариум, прямо на Арти. Его рот и нос скрыты под черной трубой подводного мегафона. Провода примотаны клейкой лентой к моим запястьям, к впадинкам под коленями, к моему горбу. Провода тянутся к режиссерской будке, где Зефир Макгарк измеряет мои ответные реакции на звук, проведенный под каждой скамьей на трибунах.

Тело Арти, вырастающее из черного раструба, отливает таинственным блеском в зеленой воде.

– Мир и покой, – произносит он, и динамики над аквариумом возносят его голос под брезентовый купол шатра.

Мои ноги отзываются: «Мир и покой», – и кости таза дрожат, шепчут «Мир и покой» мне в кишки. Дрожь поднимается выше, позвоночник звенит. «Мир и покой» ощущаются в позвонках, словно страх, устремившийся к черепу. «Мир и покой» сводят судорогой ключицы.

– Такой же, как я! – кричит Арти, и мое сердце едва не останавливается под ударной волной звука, поднявшейся в теле.

Арти отрывается от мегафона и всплывает на поверхность. Макгарк уже выбрался из режиссерской будки и скачет вниз по ступеням. Вот он встает рядом со мной и отдирает клейкую ленту, державшую провода на моей коже. С его ногами-обрубками он не намного выше меня.

Арти кладет подбородок на край аквариума. Арти нам улыбается. Его бледное лицо кажется отделенным от золотистого тела в воде за стеклом.

– Гораздо лучше! – восклицает он. – С плато в середине получается еще убойнее!

– Да.

Макгарк держит в одной руке концы проводов, как поводки стаи собак. В другой руке – лист бумаги с какими-то графиками и таблицами.

– Да, – кивает он, глядя на лист. – Только верхним и нижним регистром ты их заставишь плясать под любую нужную тебе дудку.

Городок Эрвилл на берегу Мексиканского залива. Влажная, безветренная духота. Комары тонут в складках у тебя на шее. Единственная городская достопримечательность – федеральная тюрьма. Давка у аттракционов, в шатрах артистов – толпы потных, вонючих, нервных южан. Когда стемнело, прохладней не стало.

Толстуха пришла на последнее, самое жаркое представление Арти. Молодая, с бесцветными волосами, так туго завитыми в кудряшки, что между ними проглядывали проплешины голой кожи, наводившие на мысли о лысеющей старости. Заливаясь слезами, она поднялась со своего места в пятом ряду и протянула сложенные в «замок» руки к аквариуму, где Арти вещал в подводный мегафон.

– Ты – милочка, – сказал Арти, и дрожь от «милочки» поднялась по ее жирными ногам, ударила в каждую задницу на трибунах. Толпа издала общий вздох. Толстуха разрыдалась в голос.

– Ты считаешь себя уродиной, душенька?

«Душенька» и «уродина» сотрясли трибуны, зрители затаили дыхание, и толстуха была не единственной, кто кивнул.

– Ты перепробовала все, что можно? – спросил сияющий дух в золотистом аквариуме. «Все, что можно» отозвалось дрожью в костях всех сидящих в шатре.

– Таблетки, уколы, гипноз, диеты, комплексы упражнений. Что ты только не делала! Потому что хочешь быть красивой?

Арти нагнетал напряжение, сокрушал волю зрителей.

– Ты думаешь, что будешь счастлива, если станешь красивой?

Арти выдержал паузу. Он был мастером пауз и интонаций. Я стояла в проходе, прислонившись к стальной подпорке трибун, и улыбалась. Хотя всю жизнь наблюдала, как Арти работает с залом.

– Считаешь, все тебя будут любить, если станешь красивой? Тебя будут любить и поэтому ты будешь счастлива? Ты уверена, что счастье – это когда тебя любят?

Его голос понизился на целую октаву. Звенящая дрожь обернулась нутряным стоном. Я ощущала его даже в стальных подпорках. Люди, сидевшие на скамьях, были, наверное, близки к оргазму.

– А несчастье, когда не любят? Если тебя не любят, значит, с тобой что-то не так. А если любят, значит, с тобой все в порядке. Бедная ты моя, бедная. Бедная зайка.

В зале было полно бедных заек. Они горько вздыхали, жалея себя. Из носа толстухи текли сопли. Она открыла рот и завыла, давясь слезами:

– Ууу-уу!

Теперь Арти был нежен и тих, как ночной поезд вдали:

– Тебе хочется знать, что с тобой все в порядке. Верить, что с тобой все в порядке.

Арти усмехнулся. Его усмешка могла бы сбить с ног носорога.

– Вот для чего тебе нужно, чтобы тебя любили!

Зрители потрясенно молчат. Арти берет их за горло и начинает наращивать темп: