«Я сам займусь его воспитанием, — думал Пьеро. — Найму лучших учителей. Разумеется, нужно будет начать с азов философии, потом логики, развить мышление…»
Прошлая ночь утомила его. Он знал, что она вместе с ребенком находится в правом крыле дома и нет ничего проще, чем постучать и вызвать Катерину из комнаты под любым предлогом. Странно, но даже после безобразной сцены в отцовской спальне, оставшись один и глядя в окно на знакомый с детства двор и черную, с едва заметным серебром на верхушках кипарисовую аллею, уводящую в небеса, он вновь ощутил, что его раздраженно влечет к этой женщине, которой он должен вонзить в сердце нож тем, что забирает ребенка. Вины он не чувствовал, жалости тоже. А только влечение к ней. Он холодно всматривался в их прошлую любовную историю, как медицинский студент, схоластик и циник всматривается в только что разрезанную вдоль и поперек мертвую человеческую руку в анатомическом подвале. То, что она была любовницей его отца, убило все прежние чувства. В этой любовной связи ему мерещилось что-то омерзительное, противоестественное, и слава Богу, что отец умер и не довелось им столкнуться. А ведь не будь этого, он, может быть, даже сейчас и женился на ней! Увез бы ее вместе с сыном отсюда. Дышать было трудно от всех этих мыслей, сводило живот, тошнота поднималась, как это бывает, когда много выпьешь. Какая-то остервенелая грусть его разрывала. Да, грусть, но не жалость. Влечение дикое. Ни капли любви. А ведь в самом начале… Какая тогда была ночь в винограднике!
Он почти уже решился выманить Катерину из спальни, привести ее сюда, в отцовское логово, бросить на эту кровать — ту же самую! — но остановился как вкопанный. Он вспомнил последнюю близость. Когда он со стоном лег на бок, согнувшись и чувствуя, как заливает его горячим и липким. Испачкал ее и себя, весь живот был словно в капустном соку. А вдруг это с ним повторится сегодня?
Заснул он часов в пять, не раньше. Проснулся — светло. Слуга приготовил нарядное платье, принес, разложил на кровати.
— Синьор! Пора бы уж трогаться, путь-то не близок.
— Ребенок к дороге готов?
— Никак нет. Она заперлась с ним и не открывает.
Он вытер со лба крупный пот. Так и знал!
— Она не могла убежать вместе с сыном? Проверили комнату?
— Да там они, там. Плачут, песни поют.
— Как это поют? Почему вдруг поют?
— Я девок спросил. Сказали, что часто такое случается. Поют и поют. Голосистые оба.
Да Винчи бросился на правую половину дома. Еще на лестнице услышал их голоса. Она ведет, дитя подхватывает. Пели они на незнакомом языке. Он понял каком. Языке ее матери.
— Выйду ночью в поле с коне-е-е-е-м, —
сильным и чистым голосом пела Катерина.
— Мы пойдем по полю вдво-е-е-е-е-м, —
ясно и серьезно вступал мальчик.
— Ночью в поле звезд благода-а-а-а-ть.
— В поле никого не вида-а-а-а-ть…
— Выйду ночью в по-о-о-ле с коне-е-е-м.
— Ночкой темной тихо пойдем…
— Мы пойдем с конем по полю вдвое-е-е-м…
Они пели так громко, так уверенно, как будто в целом мире не было никого, кроме них, и странный, завораживающий покой несло это пение. Слуга замер, покрутив головой, служанки боялись пошевелиться, а эти все пели и пели… Да Винчи почувствовал ком внутри горла, который никак не глотался. Откашлялся. Пора было ехать. Он, не постучавшись, толкнул дверь ногой. Странная картина предстала его глазам. В камине пылал огонь. Катерина в белом нижнем платье, с неубранными волосами сидела на полу, прижимая к себе ребенка. Она обнимала его обеими руками, так что кисти ее рук сходились на его груди, а он прижимался затылком к ее подбородку, и маленькие пальцы его теребили оборку шелкового материнского платья.
— Сяду я верхом на ко-о-о-о-ня-я-я-я.
— Ты неси по полю-ю-ю-ю меня-я-я-я…
Да Винчи подошел к ним. Оба замолчали.
— Пора собираться, — сказал он.
— Сейчас мы придем, — прошептала она.
Прошло минут десять. Он стоял на террасе, освещенный солнцем. Молодой, красивый человек. Весьма мускулистый, к тому же нотариус. Ни за что не скажешь, что недавно овдовел. Теперь ему даже хотелось, чтобы они не пришли. Чтобы она сбежала по черной лестнице вместе с их сыном. Чтобы он больше никогда ее не видел.
За дверью спальни была тишина. Слуги переглядывались с понимающим видом. Он уже хотел было махнуть рукой на всю эту затею, но тут она вышла. На нижнее, белое, надела пурпурное платье. И мальчик был в бархатном красном берете.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу