Нада Габорович - Голосую за любовь

Местом второй их встречи случайно оказался вернисаж. Нэд не преминул отпустить несколько остроумных, едких замечаний по поводу представленных полотен. Он предложил Мори пофантазировать и рассказать, что, по ее мнению, изображено на одной из картин. Ей показалось, что слева нарисована симпатичная упитанная гусыня, а справа — пейзаж с низким небом. Однако по замыслу художника это была скорбящая женщина, и называлась картина «Отчаяние». Ничего не стоило высмеять и другие работы. Скажем, полотно под названием «Мечты» ужасно напоминало кекс с изюмом. Если искусство не радует глаз и не воспринимается всерьез, значит, что-то не так. Живопись и поэзия так много потеряли от этого…

В тот вечер они оказались в открытом кафе, разместившемся в саду на площадке, посыпанной гравием. Из него открывался вид на окрестные горы. Нэд посадил Мори так, чтобы она могла любоваться луной, а сам с нескрываемым восхищением наблюдал за ней. Мори стало не по себе. Если он придает их встречам такое большое значение, то и она потом не сможет делать вид, будто их не было. Ему не до шуток, он не оставляет себе путей к отступлению, а это и на нее накладывает определенные обязательства. Нужно наконец решиться. Четко сказать «нет» или безоговорочно принять его условия. У Мори, не привыкшей к так называемой ясности в отношениях, это вызвало внутренний протест. Лучше, пожалуй, сослаться на головную боль, уйти и никогда больше не давать Нэду повода так забываться. В конце концов, это просто смешно! Нельзя же вести себя как на рынке, по принципу — бери или проваливай.

Мори тем не менее не удалось ни отвергнуть Нэда, ни преодолеть смятение и растерянность в своей душе. Раньше, лежа по утрам в постели, она думала, что жить без постоянной мысли о неизбежности смерти просто невозможно. Теперь же ей казалось, что она стоит на пороге такой жизни. Девиз «Memento mori!» [19] Помни о смерти! (лат.). не для Нэда, который хочет от жизни слишком много. Он создан для того, чтобы стремиться к земным радостям, славе, любви, деньгам. А что, если броситься в объятия такого мужчины — будь что будет — и обрести наконец способность заплакать, когда кто-то не предложит тебе сигарету до того, как закурит сам…

А Тони все ждал от Мори какой-нибудь весточки. Неужели нельзя было хотя бы сообщить, что она получила перевод. Ведь прошло уже двенадцать дней. Да это просто бестактно! Он пытался за это сердиться на нее и даже осуждать. Но его недовольство быстро улетучивалось, он понимал, что дело не в бестактности, а в том, что он потерял ее навсегда. Очевидно, ее ничуть на занимало, что происходит с ним и что будет с ними. Он написал, но не отправил, два письма, в которых спрашивал, не лучше ли им развестись, сам пришел в ужас от мысли, что это возможно, и никак не мог понять, как его угораздило до такого додуматься. Хотя нет, он понимал. Тони был готов на все, чтобы хоть как-то сохранить связующую их нить. Он ощущал ее присутствие, перелистывая любимые книги Мори или заглядывая в шкаф, где висели ее платья. Однажды он взял блузку Мори, с нежностью прижал и простоял так несколько минут. Ему чуть не стало плохо, и Тони подумал, что так больше нельзя.

В любви, как и в болезни, человек проходит через несколько стадий эмоционального восприятия своего недуга. Скажем, протест сменяется безразличием. Отчаяние, которое Тони испытал в первые дни, вытеснила решимость стойко выдержать то, что ему суждено, и не впадать в панику. Внешне это выражалось в том, что он ничего не рассказывал о своих семейных делах и старался переключиться на другое. Тони целиком отдался работе, заставил себя заняться вещами, которые, в сущности, его не интересовали, скажем, анализом внешней политики Италии за последние годы. Он даже приводил окружающих в восторг остроумными замечаниями на сей счет. Не остались незамеченными и его внезапно раскрывшиеся коммерческие способности. Наконец ему сделали официальное предложение поехать в командировку в две европейские страны для заключения торговых сделок. Тони был польщен, но тем не менее отказался. А вдруг, пока меня нет, объявится Мори, тут же подумал он, и этот довод стал для него решающим. Тони понимал, что упускает блестящую возможность в плане дальнейшей карьеры. Да и вообще возвращение Мори домой означало бы ее возвращение к нему, Тони, и разве имеет значение, застала бы она его в этот момент дома или нет. Но он предпочел не уезжать, как пострадавший, ждущий помощи на месте аварии. Он хотел, чтобы у них все наладилось, и почему-то считал, что, если другие интересы возьмут в нем верх, нечего рассчитывать на счастливый исход. Только тогда он и осознал в полной мере свою беду.