В этот момент, однако, появились новые энергично действующие лица в форме народной милиции. Они урезонили не в меру ретивых подданных, наведя на них наганы. Наволочку пока что вернули Председателю. Калоши же исчезли вместе со снявшим их гражданином где-то в придорожных кустах орешника.
Председатель начинал осознавать горьковатую истину: жители Пятигорска, по крайней мере, некоторые из них, не слишком-то гостеприимны. Он попросил свой торжественный эскорт на секундочку задержаться и заметил для памяти на клочке ведьминско-исполкомовской бумаги: «Их души жестоки, как грабли (от „грабить“)…»
— Вы, видно, тоже писатель? — осведомился сопровождающий Председателя милиционер.
И — Отчасти. Но не только, вернее, не столько писатель, сколько… потомственный творянин изобретатель в отличие от встречавших меня только что приобретателей, — пояснил тот, слегка озадачив милиционера.
— Ладно, доставим тебя в Тер. РОСТА*, там разберутся в твоих писаниях, — заверил милиционер, неожиданно перейдя на доверительное «ты»…
В Терской РОСТА разобрались. Обрадовались новому «штыку». Попросили сделать несколько подписей к плакатам. Получили изумившее всех «Воззвание к народам всей страны»:
«Вы, поставившие ваше брюхо на пару толстых свай,
Вышедшие, шатаясь, из столовой советской,
Знаете ли, что целый великий край
Может быть, станет мертвецкой?..»
Председатель, оказывается, знал обывателя. И знал голод. И знал путями неисповедимыми истинное состояние страны, которое в то бурное и оттого смутное мгновение мало кто знал доподлинно, разве что сам Народ. Так что «Воззвания» тут же зачислили в штат РОСТА на временную работу (постоянного тогда, как и всегда, впрочем, ничего не было) сторожем, учитывая то, что ночевать ему было негде, и то, что другой вакансии все равно не было. Ему выдали пару добротных солдатских ботинок с обмотками, почти не ношеных, пайковые карточки и положили скромную, но твердую зарплату в триста тысяч советских рублей, не считая гонорара за подписи к плакатам. Хотели даже немедленно выплатить тысячу, имевшуюся в кассе, за вышеприведенное «Воззвание», но Председатель мягко отказался: руководство РОСТА не было знакомо, видимо, с Хартией, которая считала «Воззвание» актом чрезвычайным и, конечно же, не имеющим эквивалента в земных или даже космических ценностях. Кроме того, плата за исполнение прямых обязанностей Посланника немыслима. Так что Председатель согласился принять эту тысячу лишь в качестве аванса за будущую охрану материальных и духовных ценностей Тер. РОСТА. И тут же почувствовал себя по меньшей мере миллионером. При этом удивился, что позаимствованные еще в санпоезде его ботинки так быстро возвратились к нему, да с «наваром» в виде обмоток.
День выдался пасмурный. С севера надвигались на горы тяжелые огненосные облака. Однако в разрывах облачных посверкивало солнце. Улицы кишели разношерстной толпой. До ночной работы было еще далеко. Перекусив кое-как в губисполкомовской столовке, Председатель вышел на площадь базарную.
Лохматый Машук в папахе сизого каракулевого облака навис над забитой народом и телегами площадью, наблюдая ход людских дел. Председателя притягивала эта загадочная громада, позволившая городу расположится на краешке каменного своего бешмета. Как обычно, следуя неосознанному порыву, Председатель быстро пошел, почти побежал к горе. Вот и набитая тысячами подошв тропка — ниткой бежит вокруг Машука. Двинулся тропкой на запад. На ходу уже понял — совершить давно задуманный хадж, ритуал поклонения и любви к Посланнику, Брату в Небесах, покинувшему здесь Землю. Покинувшему?..
Вот она, заветная поляна! Обелиск. Нездешние омерзительные грифы по углам квадрата. Черные цепи ограждения. Что это? Символы отношения к Певцу? Что они говорят о Певце? Зачем его оцепили?
Внимательно огляделся — первым, нынешним зрением. Оторопел: истертые черногранитные плиты, затоптанная чахлая травка, мусор, окурки. Запах березового дымка, паленой шерсти, горелого мяса — шашлычная «Вдали от жен», тоскливый национальный оркестрик, выстрелы — пробок шампанского. Что это? Вечные поминки? Туристы — толпами — в местпромовских тапочках, экскурсовод в тюбетейке, косящий близорукими водянистыми глазками. Скука. Глупость. Затмение смысла…
Нет-нет! Долой внешнее, невидящее зрение! — Прислонился к изрезанному перочинными ножами стволу юного ясеня, закрыл глаза и — вот оно, было, было! Была живая лесная поляна, тайная, тенистая, таинственная, не здесь — гораздо дальше! И тучи ползли по верхушкам широкошумных дерев и валились клочьями тумана в траву и на головы неспешных всадников в армейских полевых мундирах (и один — в черкеске), посверкивали сполохи в тучах, а казалось — перед самыми глазами верховых. Нечто надвигалось, мрачное, неизбежное, настоящее: гроза, убийство, бессмертие, война, небо, грузный, стареющий на ходу век?
Читать дальше