Так и ловила их Катя, пока не проснулась… Проснулась, так и не поймав…
— О, мои любимые олени! Пьющие воду, смотрящие вдаль! Большие и маленькие! Красивые и не очень… У нас тоже был такой коврик, над моей кроватью висел, я на такой вот бахроме учился морские узлы завязывать.
— Точно, ты же капитаном хотел стать.
— Точно, хотел… Кливеры и брамсели, стаксели и топсели… Еще эти, как их … марсели, что ли… Забыл уже…
— Не знаю, из всех красивых морских слов я только гальюн помню. Пойдем на кухню.
Андрей поднял указательный палец вверх и сказал с расстановкой:
— По-до-жди. Я сам вспомню, где тут кухня. — Медленно опустил палец влево, — да?
— Да, да… Откуда вкусно пахнет — там и кухня. Я старался, готовил, думал, ты сразу на запах побежишь.
— А ты водку открыл?
— Нет.
— Вот. Открыл бы водку, я бы побежал на запах. — Андрей навис над столом, над тарелками с колбасой, сыром, огурцами и квашеной капустой и задумчиво спросил, — ну и чего ты тут наготовил нам?
Степан снял с печи и поставил на стол чугунную сковородку с жареной картошкой:
— Вот.
— Ну что же, ну что же, ничего, не так уж плохо…
— Будешь так себя вести, вообще ничего не получишь.
— Не вредничай, лучше накорми усталого путника, странствующего рыцаря, солдата вернувшегося в родные края, и просто замечательного человека, — Андрей сел за стол, потер руки и предложил, — ну что, начнем, пожалуй?
— Наливай.
Они выпили, закусили, помолчали и почему-то сделались невеселы.
— Сколько ж мы не виделись? — спросил Степан.
— Одиннадцать.
Они еще помолчали, Степан, хрумкая капустой, Андрей глядя в окно. Из двора к окну кухни тянулись ветви черешни. Андрей захохотал.
— Ты чего? Картошка понравилась?
— Вспомнил, как тебя твоя бабка лупила мокрой тряпкой, а ты от нее на эту черешню залез, а она подпрыгивала, тряпкой махала, пыталась тебя достать, а ты орал на всю Малую Садовую: «Баба Дуся, баба Дуся!» Она остановилась, спрашивает: «Какая я тебе баба Дуся?», а ты продолжаешь орать: «Баба Дуся, пригласите мою бабулю на чай, а то она очень устала».
За что она тебя тогда?
— Это когда я Маринке Часовой чернила на голову вылил.
— Нет, чернила ты зимой вылил, она еще без шапки домой пошла, помнишь? Белые снежинки на небывалого цвета волосах… А на черешне ты летом сидел.
— Значит, когда я люстру разбил.
— Нет, — опять возразил Андрей, — люстру ты разбил — она тебя на озеро не пустила. Я еще приходил, просил:
«Баба Паня, отпустите Степку на озеро, вам же все равно эта люстра не нравилась».
— Верно. Мне кажется, она до конца дней своих была мне благодарна за то, что я ее от этой люстры избавил.
Сама же всегда, только дед за порог, ворчала: «Как можно было такую корягу за такие деньги купить?»
— Может, когда мы клад в ее грядке искали?
— Все ты путаешь, мы не искали клад, мы его прятали. И не в тот раз это было, я хорошо помню. В тот день к нам эта приходила, как ее, фу ты… Жена Цыгана — как ее?
— Цыганка, — подсказал Андрей.
— Правильно. Ну и вот, пришла она к нам и рассказала, как какой-то мальчик полез на провода и, — Степан замахал руками, — и все… Бабуля идет во двор, а там я копаюсь, живой и веселый.
— Счастливый день… Давай выпьем, — предложил Андрей, — может, вспомнишь.
Они выпили еще по одной.
Степан стал громко смеяться:
— Вспомнил, помогло…
— Ну? Ну?
— Были мы у родственников в гостях. Ну и пока там взрослые какими-то важными делами занимались, мы с двоюродной сестрой играли. Она сама ко мне пристала:
«Покатай, покатай». Я стал ее катать, на спине, ну, как лошадь. Потом, как настоящая лошадь, взбрыкнул. Она не удержалась, улетела вперед, и головой о стену… Все повезли ее в больницу, а я домой пошел, чего там оставалось делать, скучно без сестры. А дома меня бабуля с тряпкой и догнала… Давай помянем всех.
Они выпили по третьей.
— А сестра-то что?
— А что сестра? По-английски знаешь как изъясняется?
Интуристам про столичные достопримечательности рассказывает. По-ихнему. Я не устаю ей напоминать, что это я ей тогда мозги вправил. А то до той поездки на лошади она как-то не блистала ничем.
— Давай еще!
— Да только что…
— Давай-давай!
— Ладно, — Степан налил, они выпили и покряхтели.
— Ну, как Нина?
Степан шумно вздохнул:
— Ничего…
— Только не надо вздыхать и охать. Просто расскажи мне, как она.
— Да я же говорю — ничего. Мальчик у них. Живут хорошо. Ругаются иногда, но так — тихо. Она походит заплаканная по двору, он побродит вот здесь по аллее с сигаретой…
Читать дальше