Владимир Козлов - Родиться Царём

Кстати Лукина Гутаров выкинул после отставки Мозеля, — закончил на этом он свой грустный рассказ.

— Да, некорректно с тобой поступили, — выслушав внимательно спортсмена, заключил Олег. — На мой характер, я бы в любом случае им ответил, но пока не знаю, как? Возможно, написал бы громкую статью в газету или обратился в ЦК профсоюзов. А может, более жестокое мщение им придумал, но что не простил бы им это точно.

— Была у меня предательская мысль, настучать на них в органы, да только думаю всё это пустой номер. Милиция сама не любит такие сигналы, да и сигнализаторы на подобные темы у них не в чести.

Олег раздавил сигарету о пепельницу и закрыл окно:

— Это уж точно, менты только кричат о гражданской совести. Вот если ты будешь свидетелем серьёзного преступления, и не будешь во время следствия давать показаний, то тебя привлекут за укрывательство. А когда на большого начальника накапаешь с депутатским мандатом, то ты для них стукач. Поэтому правильно ты говоришь, что это пустой номер. Они сами себя накажут, может и не все, но ты не отчаивайся. Следи за их жизнью и переключайся на хорошие реальные дела. Ты смотри, их на кладбище чаще таскают, чем рабочих. Плохая совесть, это не только аморальные комплексы — это в первую очередь неважные прогнозы здоровья. Отнесли одного, ты в ладоши не хлопай, но в мозгу своём крестик отложи. Таким образом, ты и беду свою затмишь, и душу очистишь. Ведь душа, как и кровь, нуждается в регулярной профилактике. Я вот кровь чищу молоком, а душу благими для себя делами. А кто и что про меня думает мне сейчас глубоко наплевать. Это раньше я был как барс, порвать мог любого, а сейчас жизнь другая пошла, да и народ перековали под себя бывшие коммунисты. А сейчас пошли я тебе шкафчик твой покажу, и будем с тобой проходить школу молодого бойца.

***

На производстве всё шло хорошо. Цех был сдан в эксплуатацию полностью. Хотя две дополнительные линии монтажники ещё монтировали, но это было уже за пределами основного цеха.

Маркушев Володя работал на печах гидравликом. Оборудование у него было сложное, но он быстро освоился с ним и через полгода самостоятельно мог разобрать и собрать любой узел. Ездил он на работу на БМВ, всегда был холёный и в прекрасном настроении. Ни для кого не было секретом, что помимо основной работы он занимался криминалом и имел свою бригаду, сколоченную из уголовников. Он не скрывал ни от кого, тем боле от Олега, что с наступлением тепла рассчитается с завода.

Олег его не поучал и не отговаривал, понимал, что для него бабки с лёгкостью текущие в карман, были важнее этой работы. Только вскользь ему однажды Олег напомнил, об их первой встрече.

Но Маркушев не придал этому никакого значения, ответив неопределённо:

— Чему быть того не миновать, хотя глаза ты мне на многое открыл Олег Матвеевич.

…Однажды после ночной смены они вместе с ним пошли на оперативку. В зале при большом скоплении рабочих и ИТР бывший парторг завода Бурлаков, а ныне заместитель директора по кадрам, на оперативке зачитал жалобу, написанную в МИНЧЕРМЕТ. Под письмом стояло шесть фамилий без инициалов, где первым стоял Доценко, вторым Грачёв, и Маркушев и слесаря из других смен Алфёров, Бочаров и Воронин. Последние трое фигурантов этого письма работали на разных участках и к металлургическим печам не имели никакого отношения. Все недоумевали, откуда взялось такое письмо. В основном там было написано, что к рабочим применяют нечеловеческий труд в ремонте металлургических печей, платя за это жалкие гроши. По характеру письма было ясно, что написано оно было, технически грамотным человеком, которое простой слесарь составить бы не смог. Там были применены профессиональные термины и эскиз плавильной печи с указаниями слабых мест.

Олег сразу догадался, что письмо написано кем — то из мастеров плавильного участка, но делится своим мнением, ни с кем не стал, а сразу встал с места и подошёл ближе к столу, где сидел Бурлаков и начальник цеха:

— Вы зачем эту кляузу зачитали при всём коллективе? — сказал он Бурлакову. — Если вы думаете, что перед вами здесь сидят борзописцы, то вы глубоко ошибаетесь. Как вы могли подумать, что я вместе с человеком, который посещает церковь, буду подписывать одно письмо? Доценко, ежедневно находится у меня на грани наказания, а другие слесаря с других участков и других смен совсем в недоумении будут, — разве они могут знать проблемы сталеплавильного участка? Вам нужно было вызвать нас всех и побеседовать, а не позорить прилюдно. Вы здесь, без всякого сомнения, оскорбили этим пасквилем всех рабочих вместе со мной. Это ваша грубейшая ошибка, сами её и исправляйте. И не тяните, иначе я возьмусь сам за это дело, тогда вы бледно будете выглядеть.