Владимир Козлов - Сестра Морфея

Бассейн был высокий и большой. Откровенно говоря, он ожидал увидеть худшее помещение, на уровне сельской бани. Его удовлетворяли и площади и свет, а так — же наличие душевых, туалетов и других подсобных помещений. Правда вся сантехника была выведена из строя и вода была перекрыта. На первый взгляд бассейн казался брошенным. В первой раздевалке без света стоял стол и кровать без матраса. Вторая раздевалка до отказа была забита мебелью. Условия здесь были на порядок лучше шестидесятой школы.

— Это ещё не всё, — сказала она и открыла дверь в светлое помещение в форме угольника. Оно было узким, но два больших окна открывали панораму, на территорию детского дома. В этом помещении была ещё одна дверь.

— А там что? — спросил он.

— Была массажная, теперь мебель списанная стоит. Там ни окон, ни свету нет. Можешь туда и не заходить.

Сейчас здесь светло, а стемнеет, тут ничего видно не будет, — объяснила она, — фаза, куда — то убежала.

Перед входом стоял сервант с посудой, за углом около огромного окна стол и на него была поставлена антресоль. На подоконнике он заметил банку от пива и заглянул в неё. Она была забита окурками.

— Бывший кабинет медика, — сообщила она, — теперь это будет наша курилка. — Садись, — показала она на стол, и открыла окно. — Можешь курить.

Платон сел на стол и посмотрел назад, где стояла антресоль. Она поняла его и придвинула антресоль вплотную к спине.

— Вот теперь я как в кресле сижу, — облегчённо вздохнул он и закурил. — Теперь моя душа успокоилась. Здесь можно работать, если никто желчью брызгать не будет. Поэтому мне нужно с тобой обсудить некоторый план, который поможет нам обоим трудиться здесь с полной отдачей сил.

Она вначале рассмеялась. Потом закусила нижнюю губу, приводя, таким образом, своё лицо к серьёзному разговору. Но её губы не поддавались укрощению. Они, то дёргались, то доползали, чуть ли не до самых ушей. Тогда он взял гнуто столярное кресло с подлокотниками и сев в него, подперев щеку ладонью, заговорила.

— Вчера на господина Хаджу в Орехово было совершенно покушение моим братом.

— На полном серьёзе что ли?

— Это как раскладывать. Угрозы его жизни, не было ни какой, а вот морально мой Валера его прибил окончательно. Теперь он носу туда не покажет. Да и отмываться будет до чистого понедельника. А он будет зимой, когда белые мухи в воздухе закружат.

— Давай ближе к делу, прелюдии мне нужны, — торопил её Платон.

Она закурила.

— Мне вчера отец, когда позвонил, у меня живот от смеха схватило. Дело в том, что у нас на участке в землю вкопан пяти кубовый бак, где мы разводим для удобрения жидкий навоз. Так вот Хаджа вчера приехал к брату в белых брюках и белой рубашке и потребовал у Валеры в присутствии моего отца за нулевой цикл полмиллиона. А братец мой дурак — дураком, а сообразил что нужно говорить. Он сказал: «Я, твоих строителей не просил ломать дом матери и мастерить на его месте подвалы, так что вали отсюда пока при памяти. Это ты мне должен платить за снос моего дома».

Хаджа, конечно, надулся как пузырь, начал рвать и метать, включая ненормативную лексику. А мой брат этого не любит. Он развернулся и пошёл в сарай, а отец возьми и скажи:

«За топором пошёл»

Когда брат показался с топором из сарая, Хаджа, словно скипидаром подмазанный в одном месте через кусты крыжовника и смородины бросился к своей машине и угодил в наш навоз. А брат за ним к баку. И отец конечно следом. Увидали его плавающим в этом «благоухании», чуть со смеху не сдохли. Батя с земли подобрал доску. Хаджа думал, сейчас его прибьют там, и стал звать на помощь. А отец сунул ему доску в руки и помог выбраться. Проводил до речки мыться, а там он Хадже, популярно объяснил, что он незаконно захватил чужой участок, снёс жилое строение и начал возводить своё. А эти деяния строго караются законом и что его сын с дочерью (то есть со мной) — ткнула она себя пальцем в грудь, — намерены подать иск в суд на полтора миллиона. А сегодня утром Хаджа вышел на связь со мной и упрашивал любыми путями уговорить брата продать ему участок. Ты бы слышал, как он меня умолял, этот самовлюблённый корыстолюбец. Мне кажется, в этот момент он бы и родину продал. Я и воспользовалась случаем, сказала всё, что о нём думаю, не забыв вставлять ядрёные словечки.

— Ну а он что?

— Что, что — да ничего. Убила я его последней фразой, сказала ему, что из трубки несёт компостной ямой. Он и телефон сразу отключил.