Владимир Козлов - Сестра Морфея

— Который не функционирует седьмой год, — раздался голос Людмилы Фёдоровны.

— Не важно, всё равно есть. Найдёте тренера, туда четыре стола поставим. Детям отрада и нам не переживать за них.

— Я уже нашла его.

Директор поднял очки на лоб.

— Не понял! А почему молчишь? — изобразил он недовольную гримасу.

— Я у Винта позавчера была дома. К великому счастью, он оказывается, с моей дочкой живёт в одном подъезде.

Пока они вели между собой диалог, Людмила Ивановна налила себе третью чашку не забывая причащаться и к конфетам.

— Он согласен у нас работать, но, ни сегодня, ни завтра к нам не придёт.

— Давай его быстро сюда, пока не перекупили, за время летних каникул.

— Согласие я от него получила и этого вполне достаточно. Зачем назойливость проявлять. Мне он показался вполне серьёзным, хотя и обладает искромётным юмором, — улыбнулась она.

— Я тренер от бога, а Винт тренер от всех богов, — вмешалась в разговор Людмила Ивановна.

В кабинете наступила молчаливая пауза.

— Вы что его знаете? — первой нарушила молчание Людмила Фёдоровна.

— Кто же Платона не знает. Вы откройте компьютер и всё о нём узнаете. Мне в прошлом году посчастливилось с ним быть в Китае, на спартакиаде металлургов, — понесло её. — Лягушек и саранчу ели за одним столом. Прямо закормили они нас такой пищей.

Она не видала, как перекосились от отвращения лица слушателей.

— Он кушал мало, — продолжала она, — и всегда делился пикантными блюдами со мной. Но не это главное. Его питомцы обыграли спортсменов из Поднебесья, это была сенсация. После этого триумфа, Винта китайцы завалили выгодными предложениями. Приглашали работать его и тренером и спарринг партнёром. Он конечно в полный отказ шёл. Причина у него веская была, — языка китайского не знал. А изучать их иероглифы в его возрасте поздно. Так мне говорил Платон.

— Но почему Платон, — изумилась Людмила Фёдоровна, — ведь он Сергей Сергеевич Винт.

— Формально, по документам он Винт, а по жизни Платон. Вот у вас в рясе сейчас поп был. Вы, наверное, перед ним исповедуетесь? А Сергею Сергеевичу рясу не надо надевать, он без неё любого человека к исповеди может подвести. Клише никогда не выдаёт. Для него это скучно и не приемлемо. Вот почему он Платон! Ему с таким энциклопедическим умом в кремле работать надо или в следственном комитете. А юмор у него не для всех понятен. Только для умных, я вот, к примеру, его хорошо понимаю.

…Директор переглянулся с Людмилой Фёдоровной.

— Всё понятно Людмила Ивановна, — прервал её директор, — вы сейчас пройдите к Людмиле Фёдоровне в кабинет напишите заявление. А завтра милости просим, со всеми документами и санитарной книжкой. И если вы уж так близки с Винтом, то ускорьте его трудоустройство в детский дом. Переговорите с ним.

— Обязательно и возможно даже сегодня! — пообещала она. — У меня телефон его имеется.

Она покинула кабинет директора, оставив после себя пустой самовар и гору фантиков.

…Сергей Сергеевич открыл глаза, когда она села в машину. Посмотрел на часы:

— За сорок минут управилась. — Молодец! — по уму хоть провела это время?

— Ха, — Ха, — Ха, — ещё по какому уму! Как я тебя обожаю Сергей Сергеевич! Ты представляешь, они приняли меня как долгожданную гостью. И о тебе разговор вели. Ты им очень, нужен. Просили, чтобы я с тобой переговорила.

Он насторожился, на секунду прервал дыхание.

— Надеюсь, ты лишнего им ничего не напела?

— Ты что смеёшься, я же не мешком шибанувшая. Я практически тебя не знаю, но люблю и боготворю. Я была на высоте, — словно индианка, крутанула она головой. — У меня открылся дипломатический дар. Со мной редко такое случается. Я даже блокнот свой не открывала. До того я была хороша! Чашечку чаю с конфеткой у директора выпила, а потом пошла с Людмилой Фёдоровной в кабинет и написала заявление. Завтра у меня начинается первый рабочий день. Просила у неё полторы ставки. Она мне посоветовала пока осмотреться, адаптироваться к обстановке, а потом вернуться к этому разговору. Чудо женщина!

— Я знаю, — напрягая глаза вперёд, сказал он и включил зажигание.

Заградительную сетку на балконе они с Асей вешали четыре дня. Дело оказалось хлопотным, и без лестницы стремянки и дрели обойтись было не возможно. А ещё сильная духота нависла в спортзале, от которой не куда было спрятаться. На Асе была надета открытая майка, а Винту пришлось до пояса оголиться. Вся основная работа легла на его плечи. Ася понимала это и ни на шаг от него не отходила, то лестницу поддержать, то, что, — то подать. Делала всё ответственно и обязательно переспрашивала. Переспрашивала не потому, что не понимает, а просто хотела его лишний раз отвлечь от работы и разговорить. С особой нежностью она стирала полотенцем обильный пот с его лба, который постоянно стекал ему в глаза. Этой процедурой она занималась всех чаще и когда прикасалась мягким полотенцем к его лицу, непременно прижималась к его голому торсу. В ней происходил сложный душевный процесс, который объяснения не требовал. Всё дело в том, что он ей безумно нравился, и как отец и как мужчина. В любой ипостаси, он для неё был пригожий. Хотя на все её сближения он отвечал безразличием. Она это замечала, но надеялась, что зов природы, поломает его стойкий характер. Он был восприимчив к таким отношениям и почувствовал сразу её тягу к себе. По своей природе он не был хищником до женских сердец, но если рыбка добровольно плыла в его невод на нерест, он готовил из неё «наваристую уху». После завершения этой скучной работы, Ася пригласила его к себе на ужин. Жила она через квартал от школы в однокомнатной квартире. Дочка в это время находилась в лагере. Пока она накрывала на стол, он осмотрел её скромненькую квартирку. Затем переключился на медали, висевшие, словно баранки на одной связке. Перебрав и пощупав все награды пальцами, с восхищением произнёс: