Валерий Белкин - Страх

В месяц Артемиус утренние туманы накрывали полностью город. Жители побаивались выходить из домов в такие часы, никто не знал, какие духи, добрые или злые, могли скрываться в белесых облаках, ползающих по улицам. Безрассудные головы, а находились и такие, на мольбы родных не дразнить богов, смеялись, распахивали широко двери, пугая домашних, исчезали в рассветных сумерках и не возвращались более домой.

«Безумные гордецы,» – называла их бабушка и наказывала Алену не баловаться с духами. Он с ней соглашался и, как ни жгло любопытство, не осмеливался даже и к окну подходить в Артемиус.

Но сегодня до солнца она подняла его с постели, они тепло оделись, произнесли над чашей с зерном просьбы к земле матери быть к ним и их близким благосклонной, не держать зла, хранить дом, скот, хлеб, бережно накрыли белым полотенцем с вышитыми красными крестами, дарующими человеку воскрешение после смерти, и бабушка торжественно взяла ее в руки. Они тихо вышли из дома, стараясь не разбудить мать и отца, влились в поток горожан, приноровились к их шагу и ничем не отличались от тех, кто шел принести жертву кормилице Земле, воздать почести и вымолить пощаду для себя.

Перед глазами Алена маячил едва различимый в тумане силуэт чьей-то спины, позади кто-то подкашливал, поругивая утро, погоду, соседей, но Алену было не до них.

Он присоединился к процессии в надежде восстановить в душе своей прежнюю радость и благоговейный восторг от участия в празднике, хотя и не был еще освящен в храме. Бабушка уверила жрецов в родстве внука с богом реки Айдес, те позволили ему появиться на празднике.

Давно жаждал участвовать в чудных деяниях, давно видел себя среди посвященных. Но сегодня словно кто ворвался в душу, разрушил ее покой, внес сумятицу. Квентин, старший брат, растревожил Алена.

После ритуала кровного родства с воином все медленно и неуклонно стронулось с привычного места: боги, вера, любовь, люди. И вернуться в тот порядок, что был создан, Алену не удавалось. Ко всем мукам жег еще и стыд за вчерашний страх на темной улице. Он защищался, отгонял муки, взывал к богам, ибо их воля превыше всего, и убийца понес заслуженную кару, Ален не виноват, лучшей жертвы во спасение города быть не могло.

Шел, не чуя земли.

Не заметил, как дошли, остановились, машинально шагнул вперед и наткнулся на мужчину, тот повернулся, зашипел, бабушка бесстрашно встала между ним и внуком. Мужчина с удивлением воззрился на невзрачную, высохшую от возраста старушку, замахнулся, она сказала:

– Не трожь.

Они стояли у храма, у священных чаш. Ален в благоговении замер: впервые видел воочию гранитный рубец пуповины, столько наслышан о нем. Горожане шептали свои имена и имена родных, близких, ссыпали зерно, отходили, за ними следовали другие.

Бабушка, взывая к Земле и Луне, попросила за Алена, за мать его, за отца его реку Айдес, за соседку Лию. Он обнял ее и умоляюще посмотрел в глаза.

– Что, что, мой милый?

– За себя ты ни слова ни сказала!

– Боги вот-вот заберут, а вам жить да жить.

Воровато озираясь, разгребла чужое зерно, высыпала свое.

– Так лучше, наш дар к груди матери поближе будет!

Туман рассеялся, злые духи скрылись вместе с ним, но кое-где по дорогам еще ползали его серые клочья, Ален с опаской обходил их.

Солнце поднималось, город оживал.

Хозяева широко распахивали окна, открывали настежь двери, молоко на порог выставляли. Земля сегодня насытилась, в долгу не останется, как и в прошлые годы, зашлет в каждый дом дух здоровья и радости, напьется молока он и останется в жилье до следующих праздников.

Утолили голод, отдохнули от рассветной церемонии и высыпали на улицы, под ногами закрутились дети, догоняя друг друга. Вдоль лавок с товарами чинно прогуливались их родители.

Женщины примеряли клеенные из полотна и бумаги головы кобыл, коз, свиней. Сегодня их праздник, они хозяйки ночи, сами выберут мужей на ночь, за отказ– проклянут, разорвут. И не распознает мужчина, как ни будет биться, чей жаркий взгляд сквозь прорези в маске позовет, покорно последует за ней.

Две девчонки утащили головы коз, надев на себя, блеяли, парни обступили их, щекотали, те с визгом неуклюже отпрыгивали, а юноши не выпускали из круга, донимали бесстыдниц шутками и длинными руками. Прохожие с удовольствием потешались над безобидной игрой.

Ален задержался, посмеиваясь, тоже засмотрелся на веселящихся и заметил, что хозяин мясной лавки не спускал с него глаз. Узнал ночного охотника, был тот с топором. А мужчина поспешно накрывал товар, следя за мальчишкой, боясь упустить из виду. Пока хлопотал, Ален развернулся, медленно пошел прочь, насвистывая. Ноги не слушались, тело онемело, дойдя до проулка, свернул в него и понесся, словно стегнул кто.