Валерий Белкин - Страх

Потому-то прошлой зимой горожане с дубьем и с кольем кинулись на них: сын медника пал бездыханным, не уследили, не заметили, кровь пролилась, и обильная кровь. Отбросил полковник воющую толпу, юнцы ощерелись мечами против отцов и братьев, могло еще одно несчастье случиться. Вышел к людям Ритус, стыли слова его на морозном воздухе: погиб мальчишка по лени и нерадивости, за год зашел пару раз на учебу, над товарищами насмехался, в соперники, похваляясь, выбрал истинного мастера по владению оружием. Впредь другим наука за собой следить, серьезнее быть и осмотрительнее.

Пролилась первая кровь в крепости, старцы предрекали остерегаться третьей крови – беды не миновать. В этом городе жил Ален.

А город жил в нем.

Утром будил веселыми голосами прохожих, днем расстилал перед ним бесконечные улицы, вечером успокаивал пением птиц, что на гнездах готовились ко сну. С ними и он засыпал.

И город не поскупился на откровения ребенку.

Ален как-то прикоснулся к стене дома смешливого пекаря и ощутил тепло, к дому сапожника, что угощал всегда печеньем – тепло, к дому тощей соседки швеи, что прогоняла его с улицы – холодно. Смекнул: город подсказал, как открывать души хозяев, добрый житель – теплый камень, злой – камень обжигал холодом. Обходил стороной бессердечные владения с морозцем изнутри, были такие, были. Другие приветствовал утром, желал доброго дня.

Подрастал и вырос в мальчишку с узкими плечами, с тонкими руками, с длинными ногами, с лохматой головой. Стричься не любил: жаль было не волос, а голову – отстригут горе-мастера, не заметят. Сверстники выгодно отличались от него. Ладно скроенные, крепко сбитые, мускулистые, ребята ежедневно выходили на поле, бились друг с другом, вызывали любого противника на дуэль. Победа ли, поражение ли – наслаждение приносил бой, каждый втайне мечтал о грядущих сражениях. А гибель в поединке мальца, сына медника, надолго запомнилась: учись, не трусь, бейся и побеждай.

Их стрелы достигали любой цели, их копья без промаха поражали чучело, набитое соломой. Ликуя, вырывали орудие из сердца «врага», хищно пригнувшись, ходили кругами, готовились для нового меткого броска. От ударов коротких мечей искры рассыпались и сухую траву поджигали. Мечи с длинным лезвием ветеран мальчикам не доверял – ранят друг друга в пылу поединка. Но как только правая рука сольется накрепко с мечом, а левая – со щитом, и юный воин превратится в мощный боевой снаряд, тогда и вручит меч с именными ножнами.

Последние две недели Ален избегал там появляться. Он и раньше-то не интересовался детскими забавами с оружием, придя туда, безучастно взирал на драчливых бойцов, зевал, слушая вопли безумцев, сторонился диких плясок над тряпичными «врагами». Их игры в убийство вызывали только жалость и горечь. Он знал, чем грозит такая игра – кровью, а с ней истекает жизнь из тела. Прошлой осенью отец вытащил Алена во двор, как тот ни упирался, выхватил из загона барашка, схватил за уши, подержал на весу, полюбовался, достал нож и вонзил в шею, как бойцы на поле с раздирающими воплями пронзают соломенное чучело. Пролилась кровь – барашек умер.

– Ты ребенка убил! Ты дитя убил!

Как подкошенный, Ален рухнул на землю. Бабушка унесла в дом, проклиная отца. Придя в сознание, он ушел в город, к вечеру вернулся, в доме гуляли: для соседа-медника прирезали живность на год гибели дитяти на поле брани. Отец и не глянул в сторону сына – не любил мальчишку. Хотя Ален сам давно смекнул, что тот вообще никого не любил, даже себя: мылся редко, бороду запустил, за домом не следил, плевал на пол. Мать молча убирала за ним, бабушка ворчала, а выходил тот из дома – истово клялась, что при царице Клеопе, похитили боги ее за красоту, ушла она, в зимнюю ночь полнолуния распутных мужей разрывали женщины на куски и по дорогам разбрасывали, кто обгладывал по незнанию да по жадности кость какую, покрывался язвами, помирал в корчах. Хоронить таких не хоронили – земля не принимала, души их скитались, н небеса к себе не брали. Так и истлевали на дорогах, ни звери, ни птицы не трогали.

Алена удручала покорность матери, ожесточенность бабушки, но в распри с отцом не вступал, и не только из-за малого своего возраста, но была на то и другая веская причина. Знал мальчик, кто его настоящий отец, кто выведет в мир, чей род он продолжит.

По словам бабушки, вошла мама в воды реки Айдес, что течет вдоль города, возлюбил бог реки девичьи прелести, обмыл их, понесла и родила она сына, назвали Аленом. В честь отца носил на шее оберег: заммород, камешек цвета изумруда с волнистыми синими полосками.