— Как ни верти… — пробормотал Бальцар.
— Он там что-то шепчет? — хихикнула Илона.
Она перегнулась через меня, опустила стекло, выбросила окурок в темноту. Лежа на моих коленях, делала вид, будто никак не поднимет стекло.
— А вам я нужна, как соль? — шепнула, подняв наконец стекло; вспушила, поправила свои густые волосы. — Дайте-ка и мне. — Она взяла у меня фляжку, хлебнула. — Хочешь? — спросила Бальцара, но тот отрицательно качнул головой и отстранил ее руку.
Я забрал фляжку, завинтил крышку.
Мне стало приятно. Илона зевнула. Потом замурлыкала песенку:
А как белые снега, белые, холодные, намела метелица…
— Откуда это? — с интересом спросил Бальцар, песенка ему нравилась. — Пой громче!
Она не слушала его, погрузившись в себя.
Где ты спишь, любимый мой, кто тебя укроет, песенку споет?..
— Славная песня, — заметил Бальцар.
— Хорошо поешь, Илона, — добавил я.
— Ага. Хотели в Дроздовскую оперу взять, да я сказала: есть у меня уже место, на грузовике, в дорожном управлении… Отстали. Вот и пою. А вы еще ни разу меня не хвалили, — обернулась она ко мне.
— Не слышал, как ты поешь.
— Дайте-ка фляжку. Сами виноваты. Уж коли простой человек для начальника запел — дело не просто!
— Ничего себе, аванс, — сказал Бальцар.
— Ну, где же фляжка?!
— Помолчи, — сказал я, следя за дорогой; шесты поминутно терялись из виду. — Хватит с тебя.
— А я хочу еще.
— Ты же «поводырь»!
— Дадите вы мне фляжку или нет, черт возьми?!
— Молчи, — повторил я. — Следи за дорогой.
— А у вас тоже красивый голос. Мне нравится, ужасно. Известно это вам?
— Слушай, перестань, — попросил Бальцар.
— Тебе он тоже нравится, а, Войта? Можешь ты себе представить дуру, которая вышла бы за мужика с таким нежным голосом?
— Самый красивый на свете голос у тебя, — сказал Бальцар и хлопнул ее по колену. — Мне по крайней мере нравится.
— До того нравится, что хоть сейчас возьмешь?
— А почему бы и нет?
— Слышите, Зборжил, он готов взять мой голос.
Она наклонила ко мне голову.
В словах Илоны звучал укор. Она была так близко. Только руку поднять — и можно бы накручивать на пальцы ее волосы. Она меня соблазняла. И ей было безразлично, что Бальцар страдает. Она знала, до каких пределов можно дойти. Отвернулась. Я подумал, она ищет сигарету, и вдруг понял: плачет. Все тело ее вздрагивало, она старалась подавить всхлипывания, но они так и рвались наружу.
— Выходи замуж, Илона, и не мучай парня, Ты ведь уже давненько гуляешь с Войтой, правда?
Машину занесло, скрежетнул нож струга, выворачивая придорожный столбик. Столбик с грохотом повалился на плоскость ножа и отлетел направо, в темноту. Бальцар крутанул руль влево, грузовик понесло через дорогу прямо на дерево под огромной белой шапкой, метрах в десяти. Бальцар всей силой нажал на тормоз, еще и ручной рванул, все это совершилось в одно мгновение. Грузовик проехал метра два боком, щебень громко затарахтел о борта кузова. Остановились — Бальцар вытер со лба пот.
— Вы не могли бы прекратить болтовню? — только и буркнул.
Трясущейся рукой он нашарил в кармане сигарету. Зажег спичку, сложив ладони лодочкой — без всякой надобности, ветра здесь не было. Я ждал, что дальше.
На миг слезы Илоны смутили меня — все это как-то не вязалось с волнением Бальцара.
— Еще слово, и с машины долой! Поняли, Зборжил?
Он заглушил мотор. Теперь стало слышно, как снег бьет по крыше кабины. От мотора веяло маслянистым теплом и запахом солярки.
— Гм…
— Никаких «гм». Учтите. Я простой шофер, но и у меня есть кое-какие права. Когда я за рулем — никакой вы мне не начальник.
— В самом деле?
— И ничего вам тут не светит, товарищ начальник. В последний раз говорю! — рявкнул он и затоптал недокуренную сигарету. — Ясно, я хочу жениться на ней. Будем с ней вместе работать. Со мной она будет ездить, не с вами!
— Я так и предполагаю, — сказал я.
— С вами-то она кончила бы тем же, что и ваша старуха!
— Это хорошо, что ты хочешь на ней жениться, Войта, — ответил я. — И очень славно, что ты говоришь об этом так откровенно.
— А вы эти разговорчики-то бросьте! — крикнул Бальцар.
Он зажег лампочку, кабина осветилась. Илона сидела, закрыв лицо руками. Из-под пальцев у нее текли слезы.
— Люди вас терпеть не могут, потаскун вы этакий! Сорок лет, а никак не уйметесь! Вас боятся! Да разве такая девчонка польстится на мужика, который не справляется ни на работе, ни дома? Ходит один, как корова в поле, все вынюхивает, людей мытарит, сыты по горло! Так и запишите себе, пан начальник!
Читать дальше