Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

И мастер Трнкочи поворачивается к парню, сидящему рядом, — а это не кто иной, как начальник-комендант-кассир Фркач. С того дня, как случилась вся эта передряга с детьми, Рене еще ни разу не виделся с ним, да и боялся этой встречи. Но начальник-комендант-кассир дружелюбно улыбается ему и говорит:

— Поддержал, точно поддержал, могу засвидетельствовать.

О случившемся ни звука. Рене теперь уже абсолютно уверен, что Фркач намерен предъявить обвинение только Тршиске. Они явно не любят друг друга. И кроме того, Фркач, несомненно, не питает к Тршиске того уважения, какое он питает к редактору. Рене мысленно благословляет строкомер и тоже улыбается Фркачу. Ему совершенно ясно: не будь он замешан в этой истории, он, пожалуй, и сам бы публично, в печати поддержал справедливый гнев отца и на его месте негодовал бы, возможно, еще больше.

Однако окончательное решение от Фркача уже не зависит — это теперь в компетенции тех, кто расследует дело. Они должны определить, имело ли место преступление, и если имело, совершил ли его один Тршиска или участвовал в нем и Рене. Рене ждет день, два, а когда неделю спустя уже начинает надеяться, что вышел сухим из воды, открывается дверь и в редакцию входит участковый Прно.

— Я хочу еще кое-что уточнить по делу Тршиски, — говорит он, и Рене снова убеждается, что он пока вне подозрений. Обстоятельства выдвигают его на роль свидетеля — и Рене решает принять эту роль. Да, Тршиска дал детям попробовать вина, но каждому по глотку, — дети сами клянчили лимонаду. Время, которое Рене затратил на покупку второй бутылки, конечно, чревато особой опасностью для Тршиски — сколько же минут отвести на это? Никто, по-видимому, не усомнится в правдивости его показаний, если он отведет на это дело только десять минут.

— А десяти минут достаточно? — с осторожностью прощупывает Рене участкового.

В этот момент заявляется в редакцию Ван Стипхоут.

— А, товарищ Прно! — восклицает он. — Благоденствуете? Изловили?

И он заключает милиционера в объятия — поди ж ты, прозаик-психолог успел и с ним побрататься.

— В печать, непременно в печать, — тут же самым деловитым тоном обращается Ван Стипхоут к Рене.

— Что в печать? — Рене в замешательстве.

— Кое-что имеется, не так ли, товарищ Прно?

— Да, конечно, вы правы, — говорит товарищ Прно, — я могу написать заметку о правилах уличного движения, и, если товарищ редактор заинтересуется, у нас есть отличные фотографии автомобильных аварий, даже с трупами.

— Разумеется, — говорит Рене. — Такая статья подошла бы, и фотография тоже. Обязательно принесите. Когда сможете?

— Завтра, наверно. Сегодня уже не получится.

— Непременно! — восклицает Ван Стипхоут и исчезает так же внезапно, как и появился.

— Так на чем мы остановились? — спрашивает товарищ Прно.

— Достаточно ли десяти минут, — подсказывает Рене, теперь уже гораздо смелее.

— Дадим пять, — решает товарищ участковый. И заносит в протокол пять минут.

— Ты — настоящий товарищ, — говорит Тршиска, когда Рене, уже дома, описывает ему ход опроса. Разумеется, Рене излагает не в той последовательности, в какой все происходило, он начинает с конца, чтобы зря не томить Тршиску, а уж потом возвращается к вещам не столь привлекательным. Но когда он выкладывает все, Тршиска вдруг грустнеет и говорит:

— Я знал, что буду один во всем виноват.

Тут снова появляется Ван Стипхоут, выныривает откуда-то из туалета и кричит:

— В печать, непременно в печать!

Но на сей раз Ван Стипхоут попадает впросак. Участковый Прно не приносит ни статьи, ни фотографии. Национальный комитет штрафует Тршиску на сто крон, платит штраф и Рене, и инцидент забывается.

В один прекрасный день Рене и Ван Стипхоут, как обычно, направляются с работы домой. Рене, как обычно, нажимает в проходной на рукоятку — ящик молчит, путь свободен. А Ван Стипхоут, как обычно, на рукоятку не нажимает, но тоже проходит.

— Товарищ, подите сюда, покажите портфель! — окликает Ван Стипхоута вахтер.

— Изво-о-о-ольте, товарищ! Вижу, что вы при исполнении, похвально, похвально! — восклицает Ван Стипхоут к, видимо, хочет еще что-то добавить, но уже не получает такой возможности. Вахтер заглядывает к нему в портфель.

— Что у вас тут, товарищ?

В портфеле Ван Стипхоута белеет какая-то тряпка.

— Вы имеете в виду это? — оживленно спрашивает Ван Стипхоут. — Это я взял, чтоб чистить обувь.