Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

О женщинах домовитых, пышных и добрых после такого вот непривлекательного вступления писать живо, и в особенности несхематично, дело трудное. А если у этой женщины к тому же старомодное имя — Эльвира… Что и говорить, роман тю-тю, хоть начинай сначала.

Эльвира — женщина опытная и эмансипированная, она любит развлечься, иногда выкурить сигаретку и выпить рюмку-другую, любит музыку, и, может быть, поэтому Карол в шутку зовет ее Элвис, как пресловутого Пресли. Она покупает долгоиграющие пластинки лучших певцов поп-музыки, и еще никто не видел ее ожидающей по вечерам супруга со скалкой в руках, хотя откуда скалка, она даже песочное тесто покупает в полуфабрикатах. Если нет крайней необходимости или чего-то из ряда вон выходящего, она никогда не унизится до скандалов и сцен.

Эльвира вернулась в спальню молча, положила «Унесенные ветром» («Север против Юга») на тумбочку и, только сев на край кровати, сухо заключила:

— Господи, настоящая живая коза.

Вы еще помните? Сколько бед! Родители, медведь, бабушка в эмиграции, а сейчас еще и живая коза.

— Видишь, а ты подумала, что я пьяный! — попытался успокоить ее Пекар, хотя чувствовал зыбкость подобного аргумента.

Над спящим микрорайоном певуче, как серенада, звучит блеяние козы. Оно льется из единственного освещенного окна на первом этаже пятнадцатиэтажного панельного дома, но после каждого нового «бе-е-е» зажигаются все новые и новые окна. Микрорайон бормочет как медведь, потревоженный во время зимней спячки.

Эльвира сидит на коврике с болгарским народным узором возле козы, ликующий Пекар принес из кухни блюдечко молока. Но и за этот поступок не удостоился одобрения.

— Вот умник! Ты слышал когда-нибудь о каннибализме?

— Ага. — Пекар смотрит на молоко. — Разве?

Он пробормотал что-то про эксперимент и унес блюдечко на кухню. Часы пробили три, все окна уже освещены, микрорайон раздраженно ворчит.

— Напилась-наелась, чего же тебе еще нужно от жизни? — уже сотый раз спрашивает Пекарова. — Другим этого хватает!

— Может, она страдает бессонницей! — теоретизирует Пекар. — Или в ней заговорили первобытные инстинкты!

— Это в тебе заговорили первобытные инстинкты, когда сегодня ты потащился в пивную! — не преминула подвергнуть сомнению его аргументы Эльвира.

— Постой, я тебе объясню. Она зовет своих счастливых свободных саанских сестриц. Светит луна, полнолунье…

— Коза — не волк, только волки воют на луну!

— Ефрейтор не чин, коза не имущество и не волк, это мы уже слышали. — Он презрительно фыркнул, но все же замечание жены навело его на мысль.

С тех пор как куплен заветный мебельный гарнитур «Бельмондо», они как-то избегали ходить в гостиную; все время надо следить за собой, чтобы чего-то не испачкать, не поставить мокрое блюдце на полированную поверхность, не стряхнуть пепел на ковер; уж лучше оставаться на кухне, протрешь стол мокрой тряпкой, и все дела. Он положил газету на гарнитурное кресло и осторожно взобрался на него. «Мотылек», «Отель», «Сага о Форсайтах», Жорж Сименон, Вольф — пробегал он глазами по корешкам книг. На какой-то миг в его мозгу мелькнуло прозренье: напрасно он покупает все эти новые романы, раз в них нет полезной для жизни информации. Вот хотя бы для данного случая. Зачем ему «Мотылек», если ему нужно нечто совсем другое.

Он слез с кресла с полными руками, давайте посмотрим вместе с ним, найдет ли он то, что ищет. Из «Жизни животных» Брема у него имеется второй том («Рыбы, земноводные и пресмыкающиеся»), к тому же только книга II («Пресмыкающиеся»). Как попала к нему именно эта вторая книга, не знает даже он сам. На всякий случай он заглянул внутрь (13 цветных вклеек, на 10 разворотах приложений 45 черно-белых гравюр и 128 иллюстраций в тексте!); черепах, крокодилов и ящеров он пролистал, на других пресмыкающихся остановился и начал читать. Он уже давно хотел изучить эту чрезвычайно интересную книгу, но неисповедимы пути познания!

«…Кобра… распространена по всей Индии, на Цейлоне, в южных областях Китая, на Больших Сундских островах, за исключением Целебеса, на западе Афганистана, в северо-восточных областях Персии, южных областях Туркменистана вплоть до Каспийского моря. Кажется, она, как и подавляющее большинство змей, не привязывается к определенному месту, а живет там, где находит подходящее укрытие и достаточно пищи. Ее любимое пристанище — покинутые жилища термитов, старая кладка, кучи камней…»

— Вот оно, кое-что я нашел!