Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

Товарищ Пандулова: — Гм-гм. Весь завод смеется над вами.

Рене: — Это почему же?

Товарищ Пандулова: — Вы здесь пишете: «В ближайшем номере мы, несомненно, сможем — с помощью товарищей, которые вопреки трудностям успешно завершили испытания, — ознакомить вас с одной из удачных фаз перехода к серийному выпуску».

Рене знал, что испытания окончились бесславно, но полагал, что в этом нет ничего особенного. Он здесь уже три месяца и за это время не раз убеждался, что завод, хотя и переживает подчас трудности, всегда преодолевает их и работает дальше. Освоил он и верный журналистский прием: о трудностях надо упомянуть в начале или в середине статьи, но в конце обязательно должен быть happy end или хотя бы оптимистическая перспектива. Он нарадоваться не мог, что уже знает толк в производстве и наловчился о нем писать. Не меняет же завод как раз сейчас ему назло свое лицо? Нет, пожалуй, нужды писать о заводе каким-то иным образом. Рене и в мыслях не допускал ничего подобного — ведь все, кто снабжал его информацией, разговаривают с ним в том же духе, что и прежде.

Правда, Тршиска как-то бросил Рене: — Зайди к нам, Иван, возьмешь интервью у главного технолога и у главного конструктора, увидишь, что там за бардак.

Но Тршиска горазд обо всем так говорить, ему и верить особенно не стоит.

Однако в конце концов Рене внял его советам и пошел потолковать с главным конструктором и главным технологом. Да, конечно, услышал от них Рене, помощь учеников не оправдала их надежд, но все же не следует всю вину сваливать на ребят, напротив, нужно положительно оценить их старания и готовность помочь.

Рене так и сделал — оценил положительно. А еще что нужно оценить положительно?

Оказывается, самым светлым моментом в подготовке опытной партии была взаимопомощь, только благодаря ей, дескать, и удалось преодолеть все трудности.

Итак, нужно положительно оценить взаимопомощь!

Главный конструктор и главный технолог явно побаивались печатного слова и потому дурачили Рене как могли. А ничего не подозревавший Рене усердно записывал все, что ему говорили.

— Нельзя забывать, что опытная партия для того, собственно, и существует, чтобы определить и устранить трудности, на других предприятиях вообще испытания не проводятся, и недостатки всплывают уже при выпуске продукции, что, конечно, чревато несравнимо большими осложнениями, — морочил журналиста главный технолог.

— Вместо взаимных обвинений, канувших в прошлое, теперь пришло, даже невзирая на ошибки (в конце-то концов, errare humanum est [30] Человеку свойственно ошибаться (лат.) . ), взаимное понимание, перед всеми нами была единственная цель: получить последний телевизор опытной партии на последнюю операцию, и нам это удалось, — заливал и главный конструктор.

Рене и это записывал, и чем больше была ложь, тем больше она ему нравилась.

— Я лишь пересказал то, что мне сообщили, — оправдывается Рене, узнав, что весь завод над ним потешается: ведь из пятидесяти телевизоров действующими оказались лишь несколько.

А товарищ Пандулова: — Гм-гм.

А что еще она может сказать Рене по этому поводу? Ведь и она говорит только то, что слышала от других. Откуда ей знать, как дела обернутся.

А неделю спустя Рене снова садится в лужу. Его новая содержательная статья посвящена «сходу» с конвейера «Манеса» (кстати, он упоминает здесь и о поддоне, полном конфет, и даже о том, что последний «Манес» был под номером 92 830) и «нарастающему выпуску» новой модели. В статье приводится мнение и молодого технолога, сетующего на то, что конструкторы все еще продолжают усовершенствовать приемники, тогда как производство уже идет полным ходом. Однако, по словам конструкторов, дело касается важнейших изменений, например перемещения конденсатора. Рене цитирует даже оригинальную сентенцию главного конструктора по этому вопросу: «Мы не можем быть бюрократами, для нас качество — прежде всего». А в конце статьи Рене опять-таки не забывает пообещать скорый happy end: «В следующем номере мы ознакомим вас с дальнейшим ходом работ и несомненно сможем сообщить, что множество проблем решено и первые приемники уже прошли весь марафон от начальной операции до экспедиции…»

Но оптимистическая перспектива, начертанная Рене, снова оказывается мыльным пузырем. Ни один приемник не работает! Собственным глазам поверить трудно! В самом деле, только он подумал, что стал разбираться в вопросах производства, как тут же снова убеждается, что ничего в них не смыслит: завод и впрямь меняется день ото дня. Он словно превращается в волшебный горшок, который знай себе варит и варит… Производство идет полным ходом — разве остановишь его, люди ведь должны ходить на работу, а раз ходят, должны и работать. Музыка играет, конвейер движется, что ни минута — с конвейера Д сходит один телевизор, он еще не упакован, да и стоит ли его упаковывать, если он, как и все прочие, с браком. У конвейера, у стен цеха, в коридоре, в уголках складских помещений — всюду горы бракованных телевизоров. Эти скопища, на которые натыкаются все, кто растерянно снует взад-вперед, прозвали «кладбищем». Кладбище непрерывно растет — бракованных телевизоров уже сотни. Им бы уже давно быть в магазинах, а они все еще здесь. План не выполняется — да и как его выполнишь? — а завод, подобно волшебному горшку, знак себе изрыгает телевизоры — разве теперь его остановишь?