Сергей Литвинов - Лавка забытых иллюзий [сборник]

АБАКАН-76

САЯНЫ-77

МОСКВА-78

ДРЕЗДЕН-79

Кроме того, каждый год всякий отряд имел собственные эмблемы, которые нашивалась на карманы куртки. К лацканам цеплялись значки, каждый год новые. А стройотрядное начальство носило особые шевроны на рукавах. Поэтому на штормовке человека, поездившего по стройкам, буквально живого места не оставалось, и спереди, и сзади. И такая куртка означала одно: это не маменькин сынок (или маменькина дочка). Это — взрослый, ответственный и самостоятельно зарабатывающий человек.

Стройотрядкой по-настоящему гордились. При одном взгляде на куртку комиссара нашего отряда, Володи Ф-ва, сразу становилось ясно, что человек он заслуженный. Но и без всяких парадных курток, в старой майке и изношенных трениках, Владимир выглядел весомо и (словечко из других времен) харизматично. Невысокого роста, кучерявый, со светлыми глазами, он работал умело, ухватисто. Однако за лопату и мастерок брался нечасто — своей комиссарской работой занимался. В ССО комиссары идеологией, конечно, ведали, но не бывало на студенческих стройках ни нудных собраний, ни политинформаций, ни боевых листков. Среднее и высшее начальство понимало: студенты летом работают как звери и, если их будут еще воспитательной работой травить — они не выдержат. Поэтому основной заботой комиссаров являлось: развлечь подопечных, увлечь, развеселить.

Когда мы оказались в стройотряде в подмосковной Немчиновке в семьдесят пятом, поначалу все шло по-простому: отряд маленький, народ собирался вечерами у костра, пели под гитару, анекдоты рассказывали (любые, но не антисоветские) и разнообразные студенческие байки. Мы, школяры, с восторгом ощущали себя частью студенческого братства. Володя Ф-в присвоил нам троим прозвище «пионеры», которое прекрасным образом прижилось.

В стройотряде категорически запрещались игральные карты и выпивка, а комиссар не разрешал вдобавок нам, школьникам, курить. Даже выговор перед строем на линейке делал. Но мы, дурачки, все равно прятались от него и дымили.

На стройотрядную пору выпал день рождения у Димы. Пришелся он на воскресенье. На выходной нас отпустили по домам (суббота в стройотрядах обычно бывала рабочей — правда, трудились только до обеда, который сдвигался на пару часов позже обычного). И вот мы вечером разъехались по домам. Было дьвольски приятно оказаться в квартире, в отдельной комнате. Одному, а не в палатке на тридцать человек. И есть не то, что дали на раздаче, — брать еду, какую захочешь и сколько захочешь.

Но уже утром в воскресенье дома стало скучно, я облачился в стройотрядную куртку и отправился чествовать Диму. Мы поехали в кафе «Московское» — оно располагалось на улице Горького (теперь Тверской) во втором квартале справа, если идти от Кремля.

Ни капли спиртного мы не заказали (хотя могли бы! И нам бы принесли! Ведь мы же были в куртках, и нас все принимали за студентов!). Но вечером предстояло вернуться в стройотряд, где царил сухой закон. Поэтому мы попросили три мороженых и три стакана ситро. Ели «Лунное»: орехи, печенье, шоколад поверх трех шариков сливочного. Чокнулись, выпили лимонад. Сидели у распахнутого окна, за которым шумела и искрилась преобразившаяся и подтянувшаяся по случаю лета Москва.

Потом мы приехали в расположение отряда. Лагерь оказался пуст, мы были первыми, вернувшимися из увольнения. Мы сели в каптерку играть в шахматы (в дурака не позволяли себе, даже когда никто не видел). В старом одноэтажном здании, приспособленном студентами под бытовку и штаб, куда-то затерялся ключ, и для входа-выхода использовали окно до пола. И вот мы сидим, играем — раздается стук в дверь. Мы «находчиво» закричали:

— И хто там? — (Дима)

— Лбом постучи, тогда откроем. — (я)

— Вход через окно. — (Миша)

Через минуту в окно ввалилась светленькая: привезла пирожки и тортик собственноручной выпечки. Совершенно понятно, почему и ради кого она приехала — но Р-в продолжал ее игнорировать.

Потом она приезжала в стройотряд неоднократно, и всегда с гостинцами. В следующий раз мы красили забор, и она прозвала нас Томами Сойерами. Как-то мы репетировали сценку для самодеятельности (куда нас, «пионеров», разумеется, привлекли), и она стала первой зрительницей. Даже глазастый вездесущий комиссар Ф-в приметил:

— Какая деваха к пионеру Диме ездит!

— Это она к пионеру Сереже, — отбоярился тот.

— Не ври! — зло вскричал я.