Аркадий Лапидус - Дырка от бублика 2. Байки о вкусной и здоровой жизни

Вот он – Наум Аркадьевич!

А что вы удивляетесь? Сейчас он предстанет перед вами не только как врач от Бога и борец за интересную нормальную жизнь, но и как просто дедушка. Дедушка Наум!

Чёрная полоса неудач и странного стечения обстоятельств продолжала преследовать доктора. Впечатление было такое, что судьба задалась целью добить его до конца. А когда за дело берётся такая матрона, то сами понимаете… Очередной удар был коварно-банальный, а, главное, неожиданно результативный. Наума Аркадьевича уже в который раз, но почему-то слишком обидно, обозвали старой жидовской мордой и так толкнули, что можно сказать избили. И к его заводской деятельности это не имело никакого отношения. Просто доктор, где-то в очереди, как всегда при всех, назвал подлеца – подлецом, вора – вором и подонка – подонком, и это так не понравилось названным, что они тут же поспешили подтвердить диагноз эскулапа. Подводя черту под предыдущим эпизодом и этим, так некстати, (а может быть, и кстати!) подвернувшимся, случаем, тут можно сказать только одно:

И где только и за что только не расплачивался доктор реализуя свой шумный характер, но вот и он сник. Человек он был, а у людей (как, впрочем и у всего остального!) всё имеет свой предел. Тем более что и возраст был далеко не юношеский. Под восемьдесят было нашему доктору, граждане, под восемьдесят! Да и визит к Градкевичу сказался… Вот по всему поэтому и лежал он теперь целыми днями в своём гамаке и безучастно смотрел на хрустевшие на ветру прошлогодние стебли хмеля.

Федя и Аполлон в очередь не отходили от своего любимца.

Но больше всех всполошился Абрам Моисеевич. Он тут же оформил отпуск и, словно нянька, сидел у изголовья друга, делая вид, что испытывает величайшее наслаждение от возможности зачитывать ему вслух всякие заграничные и отечественные сенсации. Он даже принёс транзисторный цветной телевизор, но тщетно! Наум Аркадьевич лишь жалко улыбался и просил только одного – не вызывать врачей.

– Нюма, я ещё не скоро уеду. Я решил! – говорил Абрам Моисеевич.

– Ну и что с того? – совершенно не удивлялся доктор. – Что изменится?

– Да плюнь ты на всё это… На то, что произошло с тобой…

– При чём здесь «это»? Я просто устал… – вяло отвечал Наум Аркадьевич и умолкал.

Так прошла неделя.

Доктор угасал…

Наконец Абрам Моисеевич не выдержал. Во-первых, достойно проводить близких до могилы – святое дело каждого, считал он. Иначе любое общество рушится. А во-вторых, благотворное влияние родных и любимых способно творить чудеса. Поэтому, ничего не сказав другу, он побежал на переговорный телефонный пункт и уже через три дня вместе с Федей и Аполлоном встречал в аэропорту сына Наума Аркадьевича с его женой и внуком.

Гениальность прозрения вчерашнего претендента на эмигранта действительно оказалась так же эффективна, как и проста. Ещё через три дня Наум Аркадьевич снова улыбался, сидел на веранде, пил чай и показывал внуку, как надо рисовать воду в стакане, чтобы она была «как живая». Сын же доктора был в полной растерянности. Забирать к себе отца было опасно. Он так сросся со своим саманным домиком, беседкой, заводом и друзьями, что это мог быть конец. Переезжать же к нему тоже было непросто. И условия далеко не лучшие, и работу по специальности найти не так легко, и те же друзья все не здесь, и вообще – что, вы не знаете сами эти наши жуткие и почти неразрешимые проблемы с престарелыми родителями, жильём и всем остальным?

Теперь о Феде и Аполлоне.

Ясно, что после приезда сына Федя сразу же временно (ох уж это необозримое временное!) перешёл жить к Аполлону. И вообще, колесо судеб сделало резкий поворот. Он, правда, ещё не был особенно ощутим, но он был. И хотя машина всё так же стояла в палисаднике Наума Аркадьевича, но герои вместе с Абрамом Моисеевичем всё чаще сидели в беседке или в саду. Неподалёку, но всё же в стороне от счастливого деда с внуком, хлопочущей очаровательной невестки Леночки и сына.

Доктор же ничего не замечал и полностью впал в совершенно отличную от своего боевого ритма повествовательно-воспоминательную эйфорию, и речь его была насколько раскрепощена, настолько и неотредактирована. Впрочем, шибко ли мы сами себя редактируем, когда просто живём? Так давайте же наберёмся терпения, подойдём поближе и окунёмся в жизнь в её совершенно реальном времени, виде и ритме!