Аркадий Лапидус - Дырка от бублика 2. Байки о вкусной и здоровой жизни

– Вот именно! – успокоился Федя. – Такие чудеса в последнее время случаются, что того и гляди, наступит великая эра прозрения и спасения. И окажется, что и тот свет есть, и ещё бесчисленное количество других, и все они являются началом и концом друг друга, и потому совсем не всё равно – разрушаешь ты или созидаешь. И эти тарелочки затем и летают, что пытаются хоть как-то скорректировать наши безобразия, которые всем мешают.

– А религиозные храмы и святыни станут телефонными будками вселенной, – уже тоже спокойно усмехнулся Абрам Моисеевич.

– Вполне возможно, – опять очень серьезно и так же растерянно сказал Наум Аркадьевич. – Вполне возможно, что и сейчас они являются таковыми. Только, скорее всего, каждый из нас и приёмник, и передатчик. Был провал в памяти. Был!.. Я вообще-то, действительно, обычно всегда в Москву из Алма-Аты летаю. И традиция у меня такая – в кино перед отлётом ходить. А во Фрунзе я вроде бы в кино не ходил…

– Ну вот! – уже совершенно обрадовался Федя. – В чудеса надо верить, несмотря ни на что! И если каждый из нас и приёмник и передатчик, то, значит, надо искать веру в себе, а не где-то снаружи. Да ещё, не дай бог, в толпе. Я тут подытожил на днях кое-какие наши шатания…

– Есть рассказ? – жадно спросил Аполлон, отгоняя последние тревожные мысли о том памятном дне, когда он и Федя встретили Наума Аркадьевича у Никольской церкви и кинотеатра.

– Ещё бы! Вот… – ответил гений и зашелестел бумажками.

– Читай! – приказал директор и включил освещение.

– Пожалуйста! «Всё началось с того, что администратор Вася вместо положенного мясного рациона показал льву Чандру одно место, за которое тот и укусил его», – начал Федя, и тут же в моторе что-то застучало.

Аполлон резко остановил машину, и двигатель умолк.

– Весёленькое начало! – сказал герой и полез поднимать капот. – Читай, читай! Мне слышно…

Наум Аркадьевич и Абрам Моисеевич глядели на Федю с любопытством. А так как, ввиду отсутствия документов на машину, маршрут к домику доктора пролегал по тишайшим периферийным улицам, то стало слышно даже весеннее бормотание приканавных лягушек.

– Тогда я ещё раз… сначала… – сказал Федя и пристроился поближе к лампочке.

– Да читай, читай! – раздалось из-под капота.

И Федя продолжил:

Всё началось с того, что администратор Вася, вместо положенного мясного рациона показал льву Чандру одно место, за которое тот и укусил его. Решётка не позволила льву взяться за дело как следует, но и того, что было, оказалось достаточно – Вася стал верующим.

– Тарелки! Летающие тарелки! – говорил он всем радостно. – Каждый шаг, каждый вздох контролируют. Какое счастье! И вообще, мы только звено во вселенской цепи. С шансом, конечно. Да ещё с каким! Не реализовал, не использовал шанс – опять рождайся, опять пробивайся. Использовал – тю-тю в надзвёздные края. Ах, как хорошо!..

– Брось ты своих инопланетян приблудных! Вавочку лечи! – пробовал остудить Васю инспектор манежа по кличке Ионыч.

Вася только укоризненно хмыкал:

– Библейское прозвище носишь, а тленом от тебя разит… Люди за веру на костры… на смерть… Хотя бы для блезиру во что-то поверил. Ох, не гореть тебе ни в аду, ни в раю. Ещё раз родишься инспектором.

– Что ты! – отшатывался Ионыч. – Изыдь!

И Вася шёл к вольнодумцу-профессионалу – клоуну Жоре.

– Под колпаком мы все! – сразу нападал он на клоуна.

– Знаю, – равнодушно соглашался тот. – Иной раз как ляпнешь, так три дня трясёшься. Потом думаешь – с чего бы? Сказал-то – тьфу!

– Да что твой колпак? На дурака!..

– И твой на дурака! Колпак под колпаком, под колпаком колпак! – смеялся Жора и тут же начинал сучить из ушей Васи свою дежурную бумажную лапшу.

– Приземлённые вы все какие-то… Тяглом затасканные… – обижался верующий.

И было бы так всегда, если бы в цирк не пришёл новый жонглёр Коля. Тот сразу же повёл верующего в церковь.

– Смотри! – сказал Коля и ткнул перстом в фреску. – Вот один из них. Вот он – пришелец!

Пролетарский вид распятого в конце концов Христа никогда не конкурировал с непролетарским видом всегда здравствующего Саваофа. Осунувшееся измождённое лицо мученика и шибко неприглядные на распятии мышцы внушали мирянам недостаточное доверие ещё в те стародавние времена. И теперь, даже после длительной и почти убедившей Васю лекции о его сверхъестественности, впечатление не улучшилось.