– Если ты настаиваешь, – продолжает он, – мы можем провести ритуал завтра же вечером.
Моя живая кровь, вытекающая изнутри. Что, и всё? Вот что я должен был сказать. Я не должен был показывать ему, как вздрогнул от страха. Не должен был даже зубы стискивать. Ему доставило слишком большое удовольствие знать, что я испуган и что не собираюсь идти на попятный. Потому что я не собираюсь. Даже при том, что Томас с Кармель делают мне страшные глаза.
– Ну же, – говорю, – я с самого начала знал, что этим может кончиться. Что мне, если я хочу ее спасти, возможно, придется пройти по тонкой линии между дыханием и недыханием. Мы все знали.
– Когда это лишь возможность, совсем другое дело, – возражает Кармель.
– Это по-прежнему всего лишь возможность. Надежда умирает последней. – Во рту у меня сухо. Кого я пытаюсь убедить? Завтра они намерены меня практически выпотрошить, чтобы открыть дверь. В ад. И как только мне отворят кровь, нас с Джестин в эту дверь пропихнут.
– Надежда умирает последней, – повторяет Кармель и пихает локтем Томаса, чтобы что-нибудь сказал, но он молчит. Он поддерживал меня в этом. Всю дорогу тут.
– По-моему, идея так себе, – шепчет он.
– Томас…
– Послушай, я не все тебе рассказал из того, что говорил мне дедушка. Они не поддерживают тебя. Все его друзья-вудуисты – они не за тобой присматривают. – Он оглядывается на Кармель. – Они присматривают за нами.
Фыркаю от разочарования и отвращения, но это не слишком важно. Чему удивляться-то? Они с самого начала обозначили свою позицию по поводу возвращения Анны предельно четко.
– Они считают, это за пределами их юрисдикции, – продолжает Томас. – Это дела ордена.
– Тебе не надо ничего объяснять, – говорю. – Это ведь просто отговорка. Кроме нас, никто не хочет видеть Анну в этом мире. Когда я вытащу ее из ада, мы окажемся в полной комнате людей, мечтающих сразу же отправить ее обратно. Пусть лучше будет готова к драке. Мысленно я вижу, как она врывается в помещение темным облаком и поднимает Колина Бёрка за шкирку.
– Мы можем отыскать другой способ помочь Анне, – говорит Кармель. – Не вынуждай меня звонить твоей маме.
Почти улыбаюсь. Мама. Перед отъездом в Лондон она заставила меня пообещать, что я буду помнить, что я ее сын. И так оно и есть. Я сын, которого она взрастила, чтобы сражаться и поступать правильно. Анна заперта в пыточной камере обеата. И это нельзя так оставить.
– Ребята, не сходите за Гидеоном? – прошу их я. – Я хочу, чтобы вы… вы сделаете для меня кое-что?
Судя по их лицам, они надеются, что я все-таки передумаю, но кивают.
– Я хочу, чтобы вы присутствовали там, на ритуале. Хочу, чтобы вы в нем участвовали. – В качестве болельщиков. Или хотя бы просто свидетелей.
Они сворачивают обратно по коридору, и Кармель еще раз говорит мне, чтобы я подумал, что у меня есть выбор. Но на самом-то деле выбора нет. Поэтому они уходят, а я разворачиваюсь и принимаюсь мерить шагами коридоры этого поросшего каминами летнего лагеря друидов-фанатиков. Огибая угол длинного красного холла, слышу звонкий голос Джестин:
– Эй, Кас, подожди.
Она подбегает ко мне. Лицо у нее осунувшееся и серьезное. Без самоуверенной ухмылки она выглядит совершенно иначе.
– Мне передали, что ты сказал, – говорит она, слегка краснея. – Что ты решил.
– Что они решили, – поправляю я ее.
Она смотрит на меня ровным взглядом и чего-то ждет, но я не понимаю чего именно. Завтра вечером мы с ней полностью исчезнем с радаров, уйдем на ту сторону, и вернется, теоретически, только один из нас.
– Ты ведь понимаешь, что это значит?
– Не думаю, что это значит то, что это значит по-твоему, – отвечает она.
– Господи! – рявкаю я, отворачиваясь. – У меня нет времени на шарады. И у тебя тоже.
– Ты не можешь на меня сердиться, – говорит она, нагоняя меня. Прежняя ухмылка возвращается. – И четырех часов не прошло, как я спасла жизнь твоему лучшему другу. Если бы не я – и моргнуть бы не успел, как тот трупак перегрыз бы ему сонную артерию.
– Томас говорил мне, что тебе не стоит доверять. Но я не считал, что мне нужно чего-либо опасаться с твоей стороны. И по-прежнему не считаю. – На это она взъерошивается, как я и предполагал. Хотя и знает, что это вранье.
– Я тут ничего не выбирала, так? Уж кто-кто, а ты должен знать, каково это.
На ходу она все время что-то теребит. При всех ее колкостях ей наверняка страшно до смерти. Волосы спадают по плечам влажными волнистыми прядями. Видимо, только из душа. Мокрые они напоминают темное золото, рыжина сливается с ним и прячется.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу