Кендари Блейк - Девушка из кошмаров

Сую руку в карман, вынимаю атам из ножен и аккуратным движением пальцев переворачиваю, дабы вложить рукоятью вперед в ладонь Гидеону. Он тожественно принимает его и поворачивается к темному дубовому секретеру. Ящики выдвигаются и закрываются. Он стоит к ним почти вплотную, но я все-таки успеваю заметить блеск стали. Когда он поворачивается к нам, в руках у него поднос, а на нем четыре ножа, совершенно одинаковых. Точные копии моего атама.

– Традиционные атамы ордена, – говорит Гидеон. – Чуть дороже, чем пятачок за пучок, как ты бы сказал, но – нет. Они не такие, как твой. Других таких, как твой, не существует. – Он знаком велит Джестин приблизиться. Она подходит с таким почтением на лице, что мне с трудом удается сдержать ехидный смешок и не фыркнуть. Но в то же время мне немного стыдно. У нее такой… уважительный вид. Не знаю, смотрел ли я когда-нибудь подобным образом на свой атам.

Гидеон ставит поднос на край письменного стола и меняет ножи местами, тасуя их, как фокусник, выполняющий трюк с тремя картами Монте [21]. Когда Джестин становится перед подносом, он выпрямляется и велит ей выбрать настоящий клинок.

Хотя мой нож никогда не ломался и не имеет ни малейших вмятин или царапин, помогающих отличить его от других, я узнаю его моментально. Он третий слева. Я чувствую это так сильно, словно он мне помахал. Джестин понятия не имеет, где он, но ее зеленые глаза вспыхивают, принимая вызов. Она делает несколько глубоких вдохов, затем вытягивает ладонь над подносом и медленно водит ею туда-сюда. Когда она неуверенно зависает над неправильным ножом, пульс у меня учащается. Я не хочу, чтобы она угадала. Это мелочность, но я не хочу.

Она закрывает глаза. Гидеон затаивает дыхание. Спустя тридцать напряженных секунд глаза ее распахиваются, она с улыбкой опускает руку и выбирает мой нож.

– Молодец, – говорит Гидеон, но тон его не назовешь довольным.

Джестин кивает и возвращает клинок мне. Я убираю его в ножны, стараясь не выглядеть при этом как ребенок, которому сломали игрушку.

– Это все прикольно, – говорю, – но какое это имеет отношение к чему бы то ни было? Слушайте, ордену известно, как открыть проход на ту сторону, или нет?

– Разумеется известно, – отвечает Джестин. Лицо ее разрумянилось – уж не знаю, какой салонный трюк она только что применила, чтобы определить, который из ножей мой. – Они уже это делали. И сделают снова для тебя, если ты готов заплатить цену.

– Какую цену? – спрашиваем мы с Томасом хором, но эти двое поджимают губы, игнорируя вопрос, словно он вообще не был задан.

– Я свяжусь с ними, – говорит Гидеон, и когда Джестин поднимает на него взгляд, он повторяет это более твердо.

На меня он вообще не смотрит, сосредоточившись на поддельных ножах, протирая их мягкой тряпочкой, словно они имеют какое-то значение, прежде чем убрать их обратно в ящик.

– Постарайся отдохнуть, Тезей, – говорит он, явно подразумевая, что отдых мне понадобится.

Наверху в гостевой мы с Томасом молча сидим каждый на своей койке. Ему это все не нравится. Я его не виню. Но не для того я проделал такой далекий путь, чтобы бездельничать. Она по-прежнему ждет меня. Я по-прежнему слышу ее голос и ее вопли.

– Как ты думаешь, что намерен делать орден? – спрашивает он.

– Помочь нам открыть дверь в ад, если повезет, – отвечаю я. Повезет. Ха-ха. Ирония.

– Она упомянула о цене. Она уверена? Ты имеешь хоть какое-то представление, что это будет?

– Не имею. Но цена есть всегда, и ты это знаешь. Разве не об этом вы, колдуны, всегда талдычите? Давай и бери, равновесие, три курицы за фунт масла?

– Я про бартерный обмен сельскохозяйственной продукцией никогда ничего не говорил, – возражает он, но я слышу, что он улыбается. Возможно, стоит завтра отправить его домой. Прежде чем его из-за меня ранят или он впутается в нечто такое, что после сегодняшней истории кажется мне исключительно моим личным делом.

– Кас?

– А?

– По-моему, ты не должен доверять Джестин.

– Почему?

– Потому, – говорит он тихо, – что, когда она искала твой атам среди других, она думала о том, как она его хочет. Она думала, что он ее.

Моргаю. Рефлекторная реакция «И что?». Это неисполнимое желание. Фантазия. Атам мой, и всегда будет моим.

– Томас?

– А?

– Ты смог бы идентифицировать атам на том подносе?

– Ни за что, – отвечает он. – Даже за миллион лет.

Мы с Анной сидим за круглым деревянным столом и смотрим на простор, заросший длинной зеленой травой, не знавшей лезвий газонокосилки. Белые и желтые головки диких цветов, раскиданные пятнами по этой шири, качаются на ветерке, которого я не ощущаю. Мы на веранде, может веранде ее старого дома.