Джесси Бёртон - Муза

Через десять дней после их поездки в Малагу пришла телеграмма от Гарольда. Тереза сходила за ней на почту и бежала всю дорогу назад, чтобы скорей вручить ее Олив, которая вместе с матерью лущила горох на кухонном столе.

ГУГ КУПИЛА ЗЕЛЕНОГО ГЕНИЯ ТЧК И ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ САД ТЧК ЖДИТЕ КОНЕЦ НЕДЕЛИ ТЧК

Олив прочитала ее вслух.

– Пегги Гуггенхайм купила обе картины, – выдохнула она. – То-то Исаак порадуется.

– Я ничего не знала про вторую картину, – сказала Сара, пробегая пальчиком по раскрытому стручку. Лак с ногтей сошел, заметила Тереза, а хозяйку это как будто не волновало.

– Кроме «Сада» у него еще был автопортрет.

– Ты его видела? – спросила Сара.

– Мельком. Похоже, папа возвращается.

– Как раз когда телефон наконец перестал звонить, – вздохнула Сара.

Тереза подошла к раковине помыть овощи. Хозяйка положила на столешницу пустой гороховый стручок.

– Дорогая, тебе здесь нравится? – спросила она.

– Очень. Я так привыкла. А тебе разве нет?

Сара разглядывала пейзаж за окном. Сад тонул от изобилия фруктов и цветов, жимолости и ночного жасмина, а также апельсинов и маслин, которые Гарольд обещал жене и дочери еще в январе, когда они сюда только приехали, замерзшие, помятые, еще не оправившиеся после очередной Сариной истерики, не знающие здесь ни одной живой души.

– Я не уверена, что употребила бы слово «нравится». У меня такое ощущение, будто я здесь прожила десять лет. Это место тебя… насыщает. Как живое воплощение нарисованных Исааком полей. – Она посмотрела на дочь. – Невероятно, как он сумел все это передать, правда?

– Да.

– Как, думаешь, ему это удается?

– Откуда мне знать?

– Он гений.

Олив вздохнула.

– Гениев нет, мама. Это придумывают от лени. Все дело в практике.

– Ха, практика. Даже если бы я практиковалась с утра до вечера, я бы никогда не создала ничего подобного.

– Ты явно прибавила, мама.

– Я чувствую себя гораздо сильнее. Папа привез мне из Малаги новые таблетки, так я к ним даже не притронулась.

– Вот как? Ты уверена, что поступаешь правильно? Знаешь, как мы с Тере перепугались, когда вернулись из Малаги и не застали тебя дома. Я даже подумала, что ты…

– Ливви, я бы этого не сделала. Сейчас я совершенно в другом состоянии.

Они продолжили молча лущить горох. Сара загорела и казалась умиротворенной, самодостаточной. Олив в очередной раз почувствовала укол боли – как же ее мать хороша собой, хотя сама этого даже не замечает: голова растрепана, сарафан помят, словно она его только что достала из чемодана. Корни волос у нее отросли, а ей, похоже, до этого дела нет. Ее натуральный темно-русый цвет составлял приятный контраст с вытравленными перекисью концами. Олив так и подмывало ее нарисовать, поймать эту непринужденность в надежде, что и ей самой что-то от нее перепадет.

– Вот и лето не за горами, – голос матери прервал мысли Олив. – Нас ждет настоящая жара.

– Раньше ты жаловалась на холод.

Сара посмеялась над собой. Тоже большая редкость.

– Идея твоего отца приехать сюда была не такой уж плохой. Совсем даже не плохой. – Она вдруг сжала руку дочери. – Я тебя очень люблю, Лив. Правда.

– О боже. Что с тобой?

– Ничего. Ничего. Просто ты должна это знать.

Сара вышла на веранду с пачкой сигарет и последним номером «Кристис», присланным подругой из Лондона. Тереза решила пройтись мокрой тряпкой по плитняку в прихожей. Олив пошла следом и встала на сухом месте.

– Тереза, будешь мне позировать? – спросила она вполголоса. – Ты мне нужна как модель.

Спина у Терезы напряглась, пальцы стиснули швабру.

– Вы мне ничего не сказали про вторую картину, которую мы отвезли в Малагу.

– Я не хотела для тебя очередных неприятностей.

– Неприятностей?

– Послушай, я знаю, ты считаешь, что вся эта затея умаляет меня как художника.

– Умаляет?

– Принижает. А Исаак, считаешь ты, вырастает в глазах у местной публики больше, чем он того заслуживает. Но это то, чего я хочу. Я хочу свободы. Тере, ты моя подруга. Позволь мне сделать тебе этот подарок.

Тереза разогнулась и в задумчивости опустила швабру в ведро с грязной водой. В сущности, она об этом мечтала с тех пор, как увидела в блокноте наброски портрета Исаака. И ее решение помогать Олив в серии обманов – транспортировка картин в Малагу, поддержание иллюзии у Сары, что их автор Исаак, охрана тайны чердака, – все вело к неприглядной правде: Терезе хотелось, чтобы ее нарисовали. Она хотела, чтобы Олив разглядела в ней модель.