Джесси Бёртон - Муза

Первая реакция в виде легкого дискомфорта позже сменилась настоящим кошмаром. Когда до Гарольда дошло, что его дочь пропала, он сел в машину и отправился на поиски. Ее тело он нашел на склоне холма. Спустя час женщины снова услышали рев мотора, а затем грохот, когда он крылом зацепил железные ворота, отчего мертвое тело подпрыгнуло на заднем сиденье. Гарольд, пошатываясь, нес дочь на руках. « Она поедет с нами» . Его непривычно тусклый голос, донесшийся из глубокого туннеля, прозвучал так, словно его и женщин разделяли несколько миль. При виде безжизненного тела дочери Сара грохнулась в обморок.

Вспоминая сейчас эту жуть и заставляя себя взглянуть на все открытыми глазами, чтобы двигаться дальше, Тереза ловила себя на том, что память сохранила лишь отдельные фрагменты – главным образом, визуальные, обонятельные, тактильные. Стук Сариных колен при падении; запах дешевого желудевого кофе, когда ее вырвало на плитняк; тело Олив на ощупь и проглядывающие сквозь свитер сизоватые, с кровавыми подтеками огнестрельные ранения, всего три.

– Она считала это место своим домом, – сказала Сара, с трудом ворочая языком, спустя несколько часов, когда они втроем сидели в восточной гостиной. Гарольд напился. Сара накачалась таблетками. Это был кошмар наяву. Они отнесли тело на кухню, самое прохладное место в доме. – Похоронить ее надо здесь, – прошептала Сара, осунувшаяся от горя.

– А что с моим братом? – спросила Тереза. Сара закрыла лицо руками.

– За ним пришел Хорхе, – ответил Гарольд. – А я нес Олив.

– Хорхе? – не поверила своим ушам Тереза. – Куда он его унес?

– Этого я не знаю.

Когда хозяева окончательно вырубились – Сара на диване, а Гарольд в кресле, готовый выронить свою выпивку, – Тереза поставила стакан на пол, а сама на цыпочках вышла из комнаты. Представив себе, как Хорхе уносит тело ее брата в лес и там забрасывает землей в наспех вырытой могиле, где его уже никогда не найдут, она, обессилев, привалилась к стене и засунула в рот кулак, чтобы не закричать в голос.

Олив была не похожа на себя. Лицо в пятнах, веки опущены, рот слегка приоткрыт, так что видны зубы, отчего она казалась еще более уязвимой. Тереза тронула ее руку – обескровленную, одеревеневшую. Потом коснулась ее головы и почувствовала себя живой покойницей, призраком из плоти и крови. Тут она заметила, что из кармана юбки что-то торчит. Это была фотография, на которой Олив и Исаак стоят на чердаке перед картиной «Руфина и лев».

«Своей жизнью тебе клянусь, – сказала Тереза мертвой подруге по-испански, пряча фотографию в свой карман, – я за тебя отомщу».

Но внутренний голос ее тихо одернул: это практически невозможно. Ты будешь сражаться с тенью на деревенской площади? Вот оно, самое страшное – ее полная беспомощность перед лицом этого бессмысленного двойного убийства. При всем желании она не могла вернуть их к жизни. Одно только и можно было сохранить вживую – память об ушедших.

На следующий день Сара поднялась на чердак, когда Тереза заканчивала паковаться. Все краски и альбомы для зарисовок были уже спрятаны. Осталась только «Руфина и лев», приставленная к стене.

– Это она? – спросила Сара. – Последняя?

– Да.

Сара стояла перед картиной, не говоря ни слова, выпивая ее маленькими глотками. Потом повернулась к служанке и, глядя ей в глаза, спросила:

– Тереза, что здесь делает картина Исаака?

– Олив… она за ней присматривала.

– Зачем?

– Я не знаю.

Сара снова обратилась к «Руфине».

– Ну-ну. – Она приблизилась и провела ладонью по краю. – Черта с два она достанется этой Гуггенхайм. – Голос у Сары дрогнул. – Она моя.

– Нет-нет, сеньора. Она должна висеть в галерее.

Сара резко развернулась.

– Ты мне будешь говорить, что я должна делать? Это все, что у меня осталось.

– Сеньора… – взмолилась Тереза.

Сара сощурилась:

– Что там у тебя в руке?

– Ничего, – ответила Тереза, пряча фотографию за спину.

– Ну-ка.

Сара выхватила фотку. Увидев Исаака и свою дочь пойманными камерой, насколько можно было судить, в миг наивысшего счастья, она ладонью подавила стон и, развернувшись, с картиной в руке пошла прочь.

Тереза крикнула ей вслед, когда она уже спускалась по лестнице:

– Мне кажется, Исаака просто бросили в лесу. Вы поможете мне его похоронить?

Сара остановилась.

– Молчи, – сказала, не оборачиваясь. Она тронула свои беспорядочные кудряшки, и Тереза заметила, как она дрожит. – Я не могу, – прошептала Сара. – Я не могу тебе помочь. – И нетвердыми шагами двинулась вниз.