Джесси Бёртон: Муза

Терезе показалось, что вместе с уплывающей картиной из нее самой уходят последние силы. Но разве она могла вырвать это сокровище из рук хозяйки? Если она хотела уплыть в Англию, ей оставалось только провожать картину взглядом.

Тереза пыталась прогнать эти воспоминания. Она легла подбородком на поручень и смотрела, как корабль набирает скорость, рассекая волны. Интересно, что Сара собирается делать с «Руфиной» и фотографией? Сейчас картина находилась на корме. Почему бы не прокрасться туда и не спрятать ее в свой дорожный сундук? Нет, слишком рискованно, а ей сейчас надо сидеть тише воды ниже травы. Проще тонкими пальчиками выудить фотку из Сариной сумочки – наверняка носит с собой. Кто ей был больше нужен? Исаак или Олив? Трудно сказать, но схватила она эту фотку как талисман. Тереза почти не замечала других пассажиров, прогуливающихся по палубе перед закатом.

– Добрый вечер, – прервал ее мысли незнакомый мужчина.

Она вздрогнула и, не отрывая взгляда от горизонта, прихватила край вязаной шапочки, прикрывавшей черную поросль на голове. У нее не было никакого желания разговаривать.

– Как это все ужасно, – последовало замечание.

Он был англичанин, молодой и подтянутый. На поручне лежали его пальцы в черных волосиках.

– Скверная история, – продолжал он. – Мне следовало бы остаться, но не получилось. Нам пришлось закрыть консульство.

Тереза подняла голову. У незнакомца были голубые глаза и строгое лицо. Он чем-то напоминал героя приключенческой книжки. Чем-то озабоченный, он разговаривал словно сам с собой. Под глазами у него залегли тени, видимо от бессонницы, но при этом он поинтересовался, как она себя чувствует.

– Спасибо, все нормально, – постаралась она ответить на хорошем английском и поглядела через плечо. Гарольд и Сара еще не вышли из своих кают. Ей не хотелось, чтобы они застали ее беседующей с кем-то, хотя им до этого, скорее всего, нет никакого дела. Сара настаивала на прямом пути в Лондон, а Гарольд желал что-то затеять с Пегги Гуггенхайм в Париже. Им предстоял разрыв. Кажется, Тереза это понимала лучше, чем они сами. Она же стояла между ними тенью или обелиском, напоминавшим им о боли, персональной вине и угрызениях совести.

– А почему вы тогда не остались? – спросила она незнакомца.

– Бомбардировки. Ну и другие европейские страны, требующие нашего внимания. И все же. – Он прочистил горло. – Я думаю, это неправильно.

– Согласна.

– Как вас зовут? – спросил он.

Она промолчала, и на его усталом лице промелькнула улыбка.

– Ну, что ж. Понимаю. У вас есть акцент. Вы говорите по-испански?

– Да.

Кажется, она его заинтриговала. В наплечной сумке, с которой Тереза не разлучалась с тех пор, как они покинули финку, лежали письмо-приглашение Олив в художественную школу и телеграмма Пегги Гуггенхайм, выражавшая нетерпеливое ожидание следующей работы Исаака Роблеса. С учетом того, что Гарольд забрал ее документы, эти жалкие бумажки были последним, что у нее оставалось. Она потрогала сумку с мыслью, что потеряла бдительность из-за усталости, и тут же взяла себя в руки. На мгновение представив, как ее бросают за борт, уличив в том, что она выдала себя за другую, Тереза еще крепче вцепилась в поручень.

– Еще какие-нибудь языки знаете? – спросил мужчина и протянул ей карманную фляжку, из которой она неуверенно отхлебнула. Она призналась, что немного знает немецкий, что его еще сильнее заинтриговало. – А куда вы направляетесь?

– В Англию.

– А точнее?

– Лондон. Керзон-стрит.

– Прекрасно. У вас там семья?

– Родители.

– Ясно, – сказал он, но по его лицу было видно, что ответ его не убедил, и у Терезы внутри все оборвалось. – И чем же вы по приезде думаете заняться? – продолжал он ее поддавливать.

Тереза подозревала, что Гарольд и Сара, каждый по своим причинам, были бы рады от нее избавиться. Они уже сделали для нее достаточно, вывезя по документам дочери из Испании, чтобы только она не разболтала их секреты. Для них она была помехой, о которой они предпочли бы забыть. Как долго еще она может испытывать удачу?

– Пока не знаю. – Она решила, почему бы ей после всех обиняков один раз не сказать правду.

– Возможно, я смогу вам помочь. Если вы захотите помочь мне.

– Это как? – полюбопытствовала она. К тому времени испанский берег за его спиной окончательно исчез из виду.

– Приходите по этому адресу, – сказал он. – Когда сможете. Лучше всего в понедельник.