Марк Харитонов - Провинциальная философия - трилогия

Ну конечно, на поминках так не пьют. Не чокаются.

– За именинника.

Отлегло. Вот, значит, что. Немного прояснилось. Но где, однако, застрял сам именинник? На кухне пропал? Пора бы появиться. А спросить было вроде неловко, особенно после этого испуга. Выбираться тесно. Антон пока оглядывался. Какие все интересные лица. Ну, то есть чем интересные? Сразу не скажешь. Мужчин много бородатых, не то что у нас. Нет, не в этом, конечно, дело. Но что-то в них было, право, особенное, что-то… как бы это сказать… московское, вот именно, отпечаток значительности, интеллигентности, пленившей когда-то провинциала в Максиме Сиверсе. И женщины какие-то такие… И разговор не сразу поймешь.

– …причина простая. Как вышибли нас татары из колеи, так до сих пор мотает, не можем вправить.

– Ну знаете! На шестьсот лет предопределение…

Нет, чтобы впустить в себя разговор, надо было сперва сравняться с температурой застолья, где на тарелках сигаретный пепел уже припорошил лимонные шкурки и селедочные косточки и ошметки в свекольных потеках, где беспорядок сборной посуды, бутылок и лиц развивал тему длинной, когда-то девственной скатерти, где голоса всплывали поверх белесого дыма, как разрозненные пузыри, лопались, понемногу заполняя теплым шумом внутренность головы..

– …есть в конце концов исторические случайности, своеволие личностей, вмешательство чуждых сил.

– А вам не кажется, что это вечное вмешательство и своеволие тоже как будто запрограммированы? Самовоспроизводится способ осуществления власти. Помните, как выразился Максим?

– Максим имел в виду другое…

Где же он все-таки? Выйти бы на кухню посмотреть, спросить. А то впечатление, будто собрались без именинника и поминают заочно. Неуютно и непонятно как-то. Антон наскоро взял в рот еще кусок и, дожевывая, стал выбираться из-за стола.

Аня курила на кухне у окна как человек, давший себе передышку. Еще одна молодая женщина курила за столом, третья мыла у раковины посуду. Увидев смутившегося у двери Лизавина, Аня приветливо поманила его к себе, взяла под руку, но с присутствующими не познакомила, возможно потому, что надо было договорить.

– …дело в том, что принимают теперь только пять килограмм. А ему главное табак. Хоть все пять килограмм табаком.

Как изменилась, отметил Антон. Совсем другая женщина. Даже курит. Нет, ну как теперь спросить?..

– Сало надо обязательно. Оно не портится, – сказала сидевшая за столом и посмотрела при этом на Лизавина, как будто спрашивая его авторитетного мужского подтверждения.

– Да, сало не портится, – подтвердил Антон Андреевич. Зачем-то попросил сигарету и прикурил у Ани.

Остальные помолчали, дожидаясь, пока он с этим справится.

– А верно, что к Лифшицу вчера приходили? – спросила, дождавшись, та же из-за стола. Она опять обращалась к Антону – то ли видя, что его приблизила к себе хозяйка, то ли авторитетность его произвела впечатление.

– Не знаю… я не в курсе. Я только приехал в Москву, – пробормотал кандидат наук.

– Говорят, по радио передавали.

– У меня приемника нет. Сломался, – ухватился Лизавин за возможность сказать чистую правду, не роняя себя и одновременно уводя от скользкого, непонятного места в подробности, может быть, излишние. – А чинить отказались. Говорят, таким динозаврам место на свалке, для них и ламп уже не выпускают. А мне жалко… – Надо было как-то остановиться, но он не знал как.

К счастью, пришли из комнаты за чашками и чайниками. Судомойка, наспех вытерев руки, пошла хлопотать, сидевшая за столом притушила окурок о пепельницу и тоже последовала за ней. Аня осталась еще на несколько затяжек.

– Вы удивлены? – взглянула она сбоку на Антона.

– Не то чтобы… но как-то…

– Да, столько народу. Я не ожидала. Половину сама вижу впервые. Даже большинство. Пришли с деньгами, сами всего накупили. Некоторые приходили к нам прежде. Максим ведь весь был в отношениях. Для многих столько сделал… видите, как его любят. Но всех я, конечно, знать не могла.

– А… а где он сейчас? – наконец воспользовался удобным поводом поинтересоваться Антон.

– Пока все там же, – сказала она устало и грустно. Затушила окурок, на миг прикрыла глаза – под ними сразу выявились тени, кожа расслабилась морщинками.

– Аня! – позвал кто-то из комнаты. – Аня, на минутку, ты нужна.

– А вам я вправду обрадовалась, – сказала она. – Вы не останетесь немного потом, когда все разойдутся?

– Не знаю… Я как-то…