Теперь у меня Любочкин адрес есть. Телеграмму отправил всего в одно слово: “Жив”. На почте смеются: никто не шлет в наши дни телеграмм, а если шлют, то противоположного содержания. Подробно ей потом про все напишу.
С того времени он и сниться мне перестал. Театр перестал сниться и вместе с ним Вечность. А в отношении главнокомандующих – мы о них и не думали никогда. Только однажды: длинный спектакль, потом засиделись за полночь. Любочка вдруг, так жалобно-жалобно:
– Хоть бы на нас кто-нибудь обратил внимание. Как мы работаем, мучимся.
Губарев – через стол:
– Да кто на тебя должен внимание обратить? Президент?
– Хоть бы и президент. Я бы ему, – и выпила-то всего рюмочку, – родила наследника.
Губарев кулаком по столу – бах!
– Кого ты, дура, рожать собралась? НАТО уже у ворот!
Нет, Губарев не такой был, как мы, – следил за событиями.
Макеев за ними тоже следит. Прошел еще один месяц. Гуляем, я останавливаюсь как будто по сторонам посмотреть или потрогать веточку, а, если честно, перевести дыхание, оно у меня стало сбиваться слегка.
– Слышали новости? – Макеев смеется: – На этот раз никаких сюрпризов, Александр Иванович.
Вы же знаете, отвечаю, я газет не выписываю, телевизора не смотрю. Иногда долетает что-нибудь из-за стенки от Крутовых, но это не в счет. Вы у меня, Владилен Нилович, вместо радио с телевизором.
Кивает:
– А мы за последние дни серьезно продвинулись. Укрепили позиции. Хорошенький соорудили котел! Здорово наподдали им! – Даже не так: – Нахрячили по это самое!
Посвежел Макеев, порозовел, глаза горят – залюбуешься! Очень такие события действуют омолаживающе на некоторых стариков. “Бог даст войну, готов, кряхтя…” Вот и Владилен Нилович:
– Руки чешутся. Я когда служил срочную, про меня говорили: пулеметчик от Бога. Отличник огневой подготовки сержант Макеев. Напомните, покажу фотографии. Полное слияние с инструментом. Вы-то служили, Александр Иванович?
Нет, не пришлось. Мы, Владилен Нилович, люди в возрасте, а вот Сергея, внука вашего, не ждете, спрашиваю, что призовут?
– Нет, Сережка в Германии, вместе со своей матерью. Учится.
Помолчал немного, а потом говорит:
– Я, знаете, что для себя решил? Если опять мимо всего пролечу с романом моим, то тоже махну в Германию. По крайней мере обслуживание медицинское у них нормальное, не то что у нас – не допросишься. Все продам, пока цены не рухнули к такой-то матери. Ах, вы же у нас не любите русских слов!
Да чего уж там. Мало ли какое может быть настроение.
– Понимаю, о чем вы подумали, Александр Иванович. Да только ужасно не хочется помирать. Будто в гостях живешь, у хозяев планы: завтра они в кино, после – еще куда-нибудь, а тебе – отбывать, понимаете?
Вам, спрашиваю, нездоровится?
– Нет, – отвечает, – ничего такого пока. Тьфу-тьфу.
Догуляли до нашего места – до переправы через ручей. Мы тут обычно прощаемся. Он неожиданно спрашивает:
– Что с нами будет? Вы-то сами, Александр Иванович, как думаете?
Не знаю, что и ответить. Надо же доверять…
– Чему – доверять? Газет не читаете, новостей не слушаете.
Нет, я другое имел в виду. Не умею сказать. Где-то знают, как лучше мне. Вот это, наверное.
И сирень давным-давно отцвела, и дни стоят очень теплые, а мне невозможно стало гулять с Макеевым: останавливаюсь поминутно, каждый пригорок дается с трудом. Зато все больше хожу на кладбище, старое, от меня оно в двух шагах. Малолюдно тут, тихо, зелено. Пройду по рядам, почитаю надписи: фамилию, чтобы напоминала мамину, поищу. Город древний, народу много здесь похоронено, найти легко. Или просто: увижу плиту со стершейся надписью, повспоминаю, стихотворение прочту.
Невеселое место дом престарелых, но пора мне уже приглядеться к нему. Хорошо, что прямо тут, в городе, есть такой дом.
– Ветеранов, – поправляет меня директор, совсем молодой человек, еще нет сорока. – Мы называем себя ветеранами. Неизвестно чего!
Страшно смешлив:
– На нашей работе не будешь смеяться – сойдешь с ума.
Побегал за ним по лестницам, нелегко мне это далось, но, кажется, не сплоховал, выдержал.
– На этом этаже у нас, – показывает, – номера. – Вы один, Александр Иванович, или с супругой? Подыщем вам соседа поинтереснее. Или соседку? – Подмигивает. – Толкнемся-ка вот сюда.
Разве можно? Там люди живут.
– У нас тут без церемоний. – Отворяет дверь в чью-то комнату.
Не надо, я посмотрел. А внизу?
– Слабёжка. Для больных, для ослабленных. Туда не пойдем. Есть и такой контингент, проблемный, что через день приходится вызывать полицию. Зубы друг у друга воруют, куда это?! Челюсти! Дедовщина, доложу вам, не хуже, чем в армии. Важно сразу поставить себя.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу