Максим Осипов - пгт Вечность

Женщины тоже пошли и сделали этот самый аборт. Все до одной. И Любочка.

– Александр Иванович, – улыбается мне через слезы. – А поп, между прочим, окает. Помните?

Еще бы – “Юдоль”.

Хотела насолить священнику, да?

– Как вы не понимаете! Он же прав, прав! Раньше думать надо было.

О чем? Вот моя мама: меня родила, вырастила, одна. Тоже не самые были благоприятные обстоятельства.

– И толку-то? Да считайте, нас нет! Ни семьи, ни жилья, ни профессии!

Собирался сказать, что она мне и есть семья, но зачем набиваться в родственники? Ты, говорю, артистка. Смотри, сколько переиграла всего. Любой театр тебе будет рад. А у меня пенсия. И даже какие-то сбережения, небольшие, конечно, но есть. Я и работать бы мог, учителем.

Плачет, мечется, бедная:

– Александр Иванович, родной, простите, простите меня.

Даже не знаю, сколько прошло. Неделя, две? Любочку вижу только эпизодически. Возвращаюсь однажды к себе после завтрака: на перроне – она. Спрашиваю: ты куда направляешься?

– Я всегда теперь буду отчет вам давать, да?

Доброе у Любочки сердце: заметила, как я огорчился ее ответом, с собой позвала, она теперь ходит в бассейн.

Я не плаваю, не умею, но постоял, посмотрел. Не особенно и разглядишь, что там делается: май, круглые сутки светло, а температура воздуха отрицательная, над водой пар. И как Близнец ее в этом супчике выловил?

Через несколько дней Люба приходит ко мне:

– Поздравьте, Александр Иванович. Я человека встретила. Переселяюсь к нему. Чувствую: тут получится.

Кто он? Что делает?

– Ничего интересного, инженер. Он Близнец, понимаете? Близнецов у меня еще не было. Овны всё да Стрельцы. Мы поженимся и уедем в Америку.

Поздравил, конечно. Счастья ей пожелал. Люба снова развеселилась, это самое главное, и шляпа какая-то новая у нее.

Поговорили и о делах:

– Не забудьте, пожалуйста, Александр Иванович, мы послезавтра с вами встречаемся. Органы социальной защиты плачут уже по нам.

В который раз прихожу в эти самые органы, да как-то впустую все.

– Не вникайте, с паршивой овцы… – Любочке вместо квартиры выдали компенсацию, сказали: по кадастровой стоимости. Что это значит, пытаюсь понять.

– А вам, – говорят (то есть мне), – уважаемый, не положена компенсация, поскольку в Вечности вы были прописаны временно. Мы и тем, у кого квартира служебная, не даем. Только собственникам.

Любочка начинает сердиться, кричать:

– А вы говорите, Александр Иванович: рожай! – Поворачивается к публике, передразнивает: – “Уважаемый”. Да вы все мизинца не стоите этого человека. – Указывает на меня.

Прячу руки в карманы пальто, Любочка мне потом этот жест припомнила. Публика – очередь и работницы – удивлена: вот же, неймется ей.

– Вам больше всех надо, женщина?

Возникает также вопрос: Швальбе – что за фамилия?

Ох, и обернулась же Любочка, и взглянула же: Иокаста, Гертруда, Елизавета Английская! Ей для азарта и нужно – всего ничего. Успокойся, шепчу, пойдем.

Подключается хор:

– Постойте, а это не та ли самая, из-за которой артиста в тюрьму упекли? Помните, майора играл, лысого, по телевизору.

Вцепился Любочке в руку, тащу ее к выходу. Прошу тебя, не шуми, не надо историй, не надо мне ничего. Нам ли быть недовольными? У самих ведь рыльце в пушку.

Выходим на улицу:

– Что вы там говорили про рыльце в пушку? Проснитесь, Александр Иванович! Вечность закрыли не оттого, что мы что-то там ставили, или я одновременно с мужем спала и со Славочкой – кстати, чтобы одновременно, такого не было, – или оттого, что Губарев его застрелил. Сами говорили: правда нужна. Вот вам правда. Это отношение, политика!

Наверное, ей Близнец про политику объяснил.

– Не только отдельные города, целые страны скукоживаются. Но в Америке – там не так. Там большое счастье, если, допустим, дорогу у тебя через дом протягивают.

Да? Почему это? Поглядели мы с Любочкой друг на друга, и как начали хохотать! У них там, что ли, не по кадастровой стоимости? Покатываемся со смеху, повторяем одно и то же на все лады, люди выходят из учреждения, думают: вот ненормальные. Любочка отсмеялась раньше, чем я:

– Возвращайтесь к себе, а я в тюрьму загляну. Надо развестись с одним уголовником, пока общественность за меня не взялась.

Лето. Все себе уже подыскали что-нибудь. Я один остался, забыли меня. Тут вдруг вспомнили:

– Давай оформляться в дом престарелых, дедуль.

Любочка, когда я сказал ей, фыркнула:

– Вот еще! Пойдемте в агентство, домик подыщем вам. Где вы хотели бы жить?