Анна Зегерс - Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан

Естественно, что я не встретил ни одного белого в большом, величиной с дом, шатре, куда меня вечером привел да Кастро на кандомбле. Раздавалось громкое пение, и в такт ему колыхались одежды женщин. Они занимали половину шатра, в другой половине стояли мужчины. Всем действом руководила величественная жрица. Она сидела на возвышении. И вся заполнявшая шатер толпа мужчин и женщин неистовствовала перед ней. Вокруг нее стояло несколько мужчин с амулетами, указывавшими на принадлежность к числу жрецов, и среди них да Кастро. Мне подумалось, что танцы и песни вызывали на лице да Кастро такое же сосредоточенное внимание, как наши доклады. Возможно, в детстве его так отпугнули церковные обряды, что он обратился к этому своеобразному культу природы.

Они привезли свои обычаи из Африки, и эти обычаи их объединяли даже на кораблях работорговцев, даже в цепях. Теперь здесь рабства не существовало. Но негров по-прежнему объединяли древние обычаи.

Мальчиком я присутствовал на празднествах макумбы. Здесь я впервые в жизни столкнулся с язычеством, уже не диким, но со множеством устоявшихся обрядов. Я подумал, что эти обряды восходят так же, как одеяния женщин, ко временам рабства; тогда для предков этих людей тайные ночные собрания с танцами и песнями, на которые их созывал глухой, только им понятный бой барабана, были шагом на пути к свободе. Белые в Африке до сих пор страшатся звуков барабана в джунглях. Но здесь негры свободны. Их праздник — только подражание старым обычаям.

Те, кто участвовал в обряде, полагали, что божества, к которым они взывают, не говорят с ними, а переселяются в них, чтобы вещать из их души, из всего их существа. Чувствуя, что на них нисходит божество, они падали на землю и бились в экстазе.

Да Кастро был огорчен, что праздник не произвел на меня впечатления, на которое он рассчитывал. Я попытался объяснить ему почему: мне думается, что эти люди собрались только в угоду древнему обычаю. Но мои доводы показались ему рассудочными и рассердили его. Он спросил, не хочу ли я поговорить со жрицей наедине, спросить ее о чем-нибудь или посоветоваться с ней. Я ответил, что у меня нет ни малейшей потребности советоваться ни со жрицей, ни со священником. Да Кастро посочувствовал: у меня, должно быть, очень убогая жизнь. «Возможно, — ответил я, — моя жизнь могла бы быть и свободнее, и богаче, и счастливее, если бы я придерживался, подобно вам, старых обычаев».

Время, которое мне еще оставалось пробыть в Баии, я использовал, чтобы побольше увидеть, а главное, чтобы закупить книги для наших библиотек. Под конец, как я уже говорил, у меня набралось столько книжных пачек, что стало ясно — придется возвращаться морем.

К счастью, в это время в Баии стояло польское судно, на котором мне больше всего хотелось плыть домой и на котором мы с вами сейчас плывем, — «Норвид». Говорили, что оно отправится через два дня и зайдет в Ильеус, где возьмет большой груз какао. Я перевез свой багаж на борт и познакомился с капитаном и его помощниками. Пассажиров было мало. Большинство должно было приехать из Рио: вы, например, певец с женой — он тогда еще заканчивал турне, консульша с детьми, наш специалист по звездам Барч — его тетка хотела, чтобы он остался у нее в Белу-Оризонти, но он возвращался на свой рудник, ваш сосед Войтек — ему надо было получить документы в посольстве в Рио и деньги на дорогу, и еще несколько человек, которые появились позже. На борту уже была монахиня со своей тощей спутницей, они приехали из монастыря в Баии. Монахиня и тогда сидела за отдельным столиком, но ни с кем, кроме своей спутницы — в той тоже есть что-то монашеское, — не разговаривала.

Я пригласил да Кастро на борт, угостил его вишневкой и показал все наше судно. Оно, как вам известно, почти новое. Он выразил восхищение, но был уже не так приветлив и откровенен со мной, как в первые дни. Я думаю, что его обидела моя сдержанность по отношению к празднику, на который он меня водил, словно я иронически отнесся к религии верующего человека.

Несмотря на это, он мне многое показал в городе. Он водил меня в кабачки, где не только пьют и едят, но танцуют и слушают музыку. Показал мне потаенные уголки порта, где легко ускользнуть от таможенников и портовых комиссаров. Водил в подвалы, к своим родственникам и некоторым пациентам. Они жили в тесноте и нужде, но весело. Казалось, что воздух подвалов рвется из душного, затхлого подземелья, чтобы смешаться со сладостным зовом песен и гитар…