Анна Зегерс - Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан

— Что там могло произойти? — спросил я, скрывая свой испуг. — Она получила нужную бумажку, и к тому же без всякой задержки.

— В том-то и дело. Мари узнала там, что ее муж тоже только что получил разрешение на выезд. Видно, она очень настойчиво расспрашивала. Четкого ответа она все же не добилась — она бы мне это рассказала, — но в полуулыбке, в каком-то неясном намеке тамошних служащих она, вероятно, почерпнула новую надежду. Возможно, все это ей только показалось. Возможно, это просто ошибка. Но так или иначе Мари прилетела домой и принялась бешено готовиться к отъезду, словно там, за океаном, ее ждали в определенный день и час.

— Ваше желание исполнилось, — сказал я, — она уезжает. Может быть, вас огорчает причина ее отъезда? Но вы можете утешиться — вряд ли ей удастся разыскать на целом континенте человека, которого невозможно было найти в Марселе.

Он поглядел на меня чуть пристальнее, помолчал немного, потом сказал:

— Вы заблуждаетесь. Но вам ничего другого не остается, как заблуждаться. По какой бы причине Мари ни уезжала, я от всего сердца рад ее отъезду. Я совершенно уверен, что она успокоится, да, успокоится и утешится, как только этот пароход отчалит наконец от берега Франции. Очутиться в открытом море, оставить эту страну, раз и навсегда покончить со своим прошлым — все это так или иначе должно подействовать на нее исцеляюще. Почему бы она ни уезжала, рано или поздно она перестанет искать того, кто вовсе не хочет, чтобы его нашли, рано или поздно она бросит разыскивать человека, у которого нет, очевидно, иного желания, кроме как остаться навсегда в безызвестности и покое.

Он сказал в точности то, что думал и я сам. Именно поэтому я пришел в бешенство. Против всех ожиданий он почти выиграл игру, у него были деньги, бумаги. А я, хотя я был проворнее его и хитрее, я еще не был готов к отъезду.

— Этого вы не знаете! — крикнул я. — Может быть, он был бы, наоборот, счастлив, если бы его разыскали!

— Что вы беспокоитесь о человеке, которого ни разу в жизни не видели! Его молчание кажется мне слишком упорным, его решение — окончательным.

Мы пошли вместе домой. Молча шагали мы по опустевшей Кур Бельзенс. Мы шли осторожно, чтобы не запутаться в сетях, протянутых на ночь через всю огромную площадь. Здесь они сохли, придавленные камнями, — сети тех, кто всегда рыбачил и всегда будет рыбачить… Врач свернул на улицу Релэ, я же, выбравшись наконец из лабиринта переулков, вышел на улицу Провидения.

На рассвете я стоял на улице Республики. Впрочем, не я один еще при свете звезд ожидал минуты, когда откроются двери «Транспор маритим». Окоченевшие мужчины и женщины рассказывали друг другу, что война все разгорается, что лиссабонский порт уже закрыт, что закрывают Гибралтар, что этот корабль — последний.

У окошка пароходной компании я сразу же почувствовал, что мой голос звучит фальшиво из-за просительных интонаций. И служащий за окошком ответил:

— Никаких отсрочек быть не может. У вас есть еще время до обеда, а потом прекращается всякая запись.

Я не сразу отошел от окошка. Но когда я услышал мольбы других людей, я, сам одержимый манией отъезда, почувствовал что-то вроде стыда за то, до чего я дошел. Вдруг кто-то схватил меня за руку, кто-то спросил:

— Значит, вы все-таки хотите уехать?

Я обернулся. Это был мой лысый знакомец.

— У меня есть виза и транзитная виза, — сказал я. — Я получил разрешение на выезд. Но у меня до сих пор нет билета.

— У вас есть билет, — сказал он. — Только пока вы этого не знаете.

— К сожалению, это не так, наверняка не так.

— У вас есть билет, — повторил он строго. — Вот он. Я намерен отказаться от моего. Я уступаю его вам.

Я постарался скрыть изумление. Он был необычайно взволнован, как это бывает с людьми, которые, приняв важное решение, впервые сообщают о нем другому:

— Сейчас я вам все объясню. Приглашаю вас отпраздновать это событие. Я, конечно, тоже уеду, но в другом направлении.

Он потянул меня назад к окошку «Транспор маритим».

— Вы ошибаетесь! — закричал я, вырываясь. — У меня нет денег, чтобы заплатить за этот билет. У меня нет денег, чтобы внести налоговый сбор, без которого мне никогда не дадут визы на выезд. А без визы я не получу билета.

Он крепко схватил меня за руку. Он сказал хладнокровно:

— Значит, дело только в этом! Здесь мне не нужны ваши деньги. Мне было бы куда приятнее, если бы мои деньги находились за пределами Франции.

У меня забилось сердце. Но он крепко держал меня за руку, и, пока он спокойно и твердо говорил со мной, я начал понимать, что доиграл игру до конца, доиграл и выиграл.