Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Зато Николая друзья, мужская часть зала сражалась достойно. Привели свидетелей из числа явных интеллигентов, которым врать, так лучше повеситься.

Те суду заявили, что не видели пистолета в Николая руках, что пришли Николай со своею подругой тихо и мирно на огонёк их семейного очага. Так же тихо и мирно ушли. Без пистолета.

Перетягивание каната длилось долго. До тех пор, пока не явился главный свидетель – проспавшийся дед. Тот на потеху публике ваньку валял, пока не признался, что весь арсенал нашёл на рыбалке, притащил во времянку (помните знаменитое, возьму и веревочку, в хозяйстве все пригодится), положил под кровать. Понятное дело, привычно напился. Про находку забыл.

Очухался, снова запил, уже с горя, раз сына в тюрягу бросили. Вот так месяца три из запоя и не выходил. А когда отошёл, прибежал к прокурору: дескать, ружьишко верните. Да и патрончиков много у вас ведь осталось.

К тому уже времени, когда время приспело вести заседания суда, патроны «рассыпались по дороге» по официальной версии следаков, да одно из ружей «на память» себе прихватил один из милицейских чинов.

А я, как защита, стою на своём: вещдоки на стол! По закону, по УПК (уголовно-процессуальный кодекс) положено вещественные доказательства хранить в особой камере, и по первому же требованию суда предъявить их в целости и сохранности.

А их нет! То есть тех самых, вещественных. Патрончики расстрелялись при забавах ментов на охоте, рыбалке или где там ещё. Ружьишко мент перепродал, обогатился на дармовом приобретении.

А я стою на своём: раз нет у суда вещественных доказательств, значит, их нет. Тогда нет и состава преступления.

Забеспокоился прокурор, тот самый, что мне угрожал да адвокатишкой обзывал.

И не зря в беспокойствии стал пребывать законник, блюститель закона.

В суде прояснилось, что один из понятых мало того, что был пьяным, он вдобавок при изъятии арсенала курил на крылечке. То есть видеть ничего и не видел. Да ещё впридачу к «букету» иных нарушений норм УПК, допущенных следствием, понятой неграмотным оказался. Такого «букета» проколов юстиция давно не видала.

Вот и просидел наш Коля на нарах аж девять длинных-предлинных месяцев. И за ради чего? Да за ради доказанного синяка под глазом подруги! За хранение оружия был оправдан. И за якобы изнасилование тоже его оправдали.

А, может, за дурость мужскую он отсидел? Хотелось бы верить.

В центре города один недавно вернувшийся из северных мест гражданин, где он не сидел, а честно работал, заколачивая трудовым потом своим денежку, чтобы прокормить троих пацанов, из обреза насмерть свалил грузина, хозяина кабака.

Причем убил при народе. Человек так двадцать свидетелей было. А что получил? Свободу.

А почему это? А сейчас расскажу.

Сказать, что наш гражданин с Оплёвкин фамилией (фамилия по вполне понятным причинам мною изменена, но его настоящая фамилия, поверьте на слово, также весьма малозвучна) кристальная душа, язык не повернётся.

Так себе человечек. Не прост и не сложен, пил, как все, курил, как все, матерился, как все, на севера подался, тоже, как все. Был из семьи, где много «сидельцев», потому туда не хотел, где братья сидели, мотали свой срок.

В первый же день, как вернулся с далёкого севера, решил по обычаю «обмыть» новехонький автомобильчик. В магазин взял с собой старшего пацана и попёрся шампанское поискать, жену побаловать лёгким напитком, да себе прикупить чего то покрепче. Друзья соберутся к вечеру, так их что, шампанским поить?

В те времена дефицитов шампанское он нашёл в кабаке у грузинов. Хозяин шампанское не продал ему по цене, что продавал перед тем. Почему то решил слегка цену завысить. То ли по этой элементарной причине, то ли потому, что грузин оскорбил его в присутствии сына, но полаялись мужики.

Маленького кабачка показалось им мало. Вышли на улицу, где люди гуляли, собачки резвились, трасса рядом была. Пошёл наш товарищ к машине, пошарил под сиденьем. Обрез в руки лёг, как родной. Грузин у дверей кабачка тоже времени не терял: блестел пистолетом.

Обрез рванул первым. Грузин осел на асфальт, его подхватили, в больничку, что рядом, сумели свезти. Но не спасли эскулапы. Оплёвкин в ментуру явился сам, и даже с обрезом. В камере вёл себя очень достойно. Камера его и не трогала: убивец на нарах, это тебе не вор на печи.

Следствие длилось недолго по меркам моим, а по его Оплёвкина меркам, так вечность.